Ветки хлестали по лицу, ноги проваливались в мягкий мох, но у Антошина не было времени обращать внимание на эту ерунду.
Впрочем, погоня обещала быть короткой. Гигантский зверь бегал, оказывается, очень быстро. Антошин уже чувствовал позади дыхание медведя и его не столько обозленный, сколько удовлетворенный рык.
«Кому не суждено стать жертвой Борового, быть тому съеденным медведем — таковы законы этого времени», — некстати подумал Антошин.
Еще секунда, полсекунды, и…
Дерево. Ветка — низко. Толстая — выдержит. Подпрыгнуть. Схватиться.
Надо же, удалось!
Много чего приходилось делать полковнику в своей военной жизни, но он никогда не подозревал, что умеет так ловко лазить по деревьям.
Кажется, за мгновение Антошин, словно обезьяна, добрался почти до верхушки дерева.
Медведь удивленно посмотрел на лазающего человека и, вздохнув, улегся под деревом.
Всем своим видом зверь показывал, что у него полно свободного времени и он хотел бы поближе познакомиться с незваным гостем.
Антошин отыскал широкую ветку и улегся на ней. Он совершенно не понимал, что ему делать. Надежда была только на то, что медведь в конце концов уйдет. Или Боровой придет, спасет его. Или еще какое чудо случится.
Надежда на чудо, конечно, самая зыбкая. Но как же часто именно она выручает!
— Человека ищи, — снова возник Голос. — Человеку для жизни нужен человек. Человек без человека жить не может. Как без воздуха. Как без еды.
Когда ты лежишь на ветке между небом и землей, а под деревом, облизываясь, отдыхает дикий зверь, спорить не хочется.
— Это без медведя мне не прожить! — усмехнулся полковник.
— Медведь — особенный зверь. Если снять с медведя шкуру, будет человек: у него человеческие ступни и пальцы. Медведь умывается, плачет и горюет. Медведь любит своих детей. Медведь…
Полковник перебил:
— Так что, мне теперь породниться с ним, что ли?
— Смотри. Говори. Думай.
Антошин не выдержал и заорал:
— Что ты заладил красивые слова! Сколько я еще просижу здесь, как кукушка?! Час? Два? Сутки? А потом что? Ты скажи: медведи едят людей? Или просто убивают? Не хотелось бы, знаешь ли, быть съеденным медведем.
Медведь, словно поняв, что речь идет о нем, поднял свою огромную голову, внимательно посмотрел на полковника крошечными, ничего не выражающими глазками и зарычал.
— Ну что ты хочешь от меня, «почти человек»? — устало спросил Антошин. — Ну давай: кто кого пересидит. Ты что, надеешься, что я рухну к тебе сам, как перезревшая груша?
Медведь смотрел внимательно, будто и вправду слушал.
А потом произошло ужасное.
Антошин забыл, что медведи умеют лазить по деревьям. Оказалось, умеют. И неплохо.
Медведь вздохнул и медленно полез вверх по стволу.
Это был конец.
Прыгать?
Высоко. К тому же медведь тоже рухнет и подомнет под себя.
Драться? Сломать толстую ветку и биться ею, как саблей?
Об этом и думать смешно.
Медведь лез осторожно и, казалось, лениво. Но приближался неотвратимо.
Жить полковнику оставалось недолго.
Антошин много раз бывал на краю смерти, и никогда в эти минуты ему не вспоминалась его жизнь. В памяти всплывали всё какие-то глупости…
Сейчас почему-то вспомнилось, как старый разбойник что-то шептал на ухо быку, договариваясь с ним. И ведь бык его послушал…
«Смотри… Говори… Думай…»
Смотреть — некуда.
Думать — не о чем.
Говорить?
