Сняли свои рубахи Малко и Антошин.
— Пошли, что ли? — сказал Стан и распахнул дверь парилки.
Густой белый пар весело набросился на них, словно обрадовавшись приходу гостей.
— На полку ложись, я тебя попарю, — почти приказал старик Антошину.
Полковник лег на скользкий, почерневший от времени поло?к.
Стан взял березовый веник и начал сначала поглаживать, а потом стегать им полковника. Стегал все сильней и яростней.
Антошин любил парную. Но так его не стегали никогда.
«Что ты делаешь? — хотелось ему крикнуть. — Ты с ума сошел? За что ты меня так?»
Однако боль быстро отступила, и всепоглощающая лень уже оккупировала все его тело, поглотив и мысли, и чувства, и волнения. То была удивительная, волшебная лень, дарующая не беспомощность, а негу, счастливое ощущение того, что жизнь движется правильно, то есть стоит на месте, и это самое лучшее, что сейчас может сделать жизнь.
Жизнь должна просто длить эти минуты неги, потому что таких прекрасных мгновений больше не будет никогда.
Малко плеснул на камни воды. Еще и еще раз.
Горячий влажный пар обволакивал тело, словно отделяя Антошина ото всего того, что сейчас казалось нелепым, бессмысленным и пустым.
Антошин понял: никогда в жизни он не знал, как бывает по-настоящему хорошо. По-настоящему хорошо было теперь.
— Пошли, — обратился Стан к Малко. — Огонь, вода… Всё в порядке. — Он плеснул воды на камни, камни фыркнули, выдавая новую порцию пара. — Пойдем…
Антошин хотел спросить: «А как же я?..» — но изо рта вырвалось только неясное бульканье.
Стан, словно услышав мысли полковника, усмехнулся:
— Тебе Банная Бабушка поможет, если что!
Это еще кто?
— Банная Бабушка, — зачем-то повторил Малко.
Антошин подумал: «Стан и Малко — сообщники, они что-то задумали против меня».
Эта мысль, тревожная по сути, не хотела думаться. Потому что она была из другой, нехорошей жизни. Хорошее было здесь. Его было много — хорошего, ленивого, теплого.
Какие могут быть тревоги?
Дышать становилось все тяжелее, но расставаться с этим всепоглощающим «хорошо» было невозможно.
Антошин, понятно, не мог видеть, как вышли в предбанник Малко и Стан, как ударили друг друга по рукам, как подперли дверь палками, чтобы ее нельзя было отворить изнутри.
Потом чокнулись деревянными чашками, специально прихваченными из дома, выпили и остались в предбаннике — ждать.
Бабушка действительно появилась. Из ниоткуда. Антошин не мог не услышать скрипа двери. Но не услышал. Может, уснул?
Не важно.
Вдруг возникла в густом пару старушка — аккуратная такая, седая, на вид добрая. Ее старческие близорукие глаза смотрели на мир с любопытством.
— Ты откуда, бабка? — еле шевеля губами, спросил Антошин.
Старуха удивилась:
— Как — откуда? Я тут живу завсегда. Меня так и называют — Банная Бабушка. А как же… Баня — страшное место! Нечистое. Бог тут не живет. И никогда жить не будет. Сюда и кикиморы заходят, черти заглядывают, лешие… Должен же в грязном месте хотя бы кто-то чистым оставаться? Кому быть? Сам разумей. Банная Девушка? Неловко. Банный Парень? Опять неловко, только уже с другой стороны. Вот бабушку и определили, чтоб без срама. Я тут за порядком завсегда и слежу…
С трудом ворочая языком, Антошин буркнул:
— Разумно тут у вас все устроено. Это я давно заметил. Только хочешь-то ты чего, Банная Бабушка?
Старушка по-хозяйски прошлась по бане, заглянула во все углы, словно искала кого.
Потом подошла к печке, вздохнула:
— Хочу, чтоб ты жил…
— Чего такое? — не понял Антошин.
— Пар-то, гляди, какой сильный… Такой пар и задушить может… Угоришь ты, того гляди.
