6
Сколько они уже сидят тут, ожидая, пока остров всплывет? День? Пять? Неделю?
Старик Стан говорил, что ждать, может быть, придется вечность. Когда же эта самая вечность начинается? Кто бы объяснил.
В конкурсе на самое идиотское занятие это бы, безусловно, победило: сидеть на берегу и смотреть на воду. Просто смотреть на поверхность воды. И всё. И ничего больше не делать.
Русалка не обманула. Впрочем, полковник заметил: те, кто живет здесь, видимо, еще не научились обманывать.
Пришли быстро. Море как море — синее колышущееся желе, выплевывающее на берег белую пену.
Сели. Стали ждать. Надоело.
Походили вокруг. Ничего интересного. Лес. Редкий. Некрасивый. Скучный.
Подумали охоту устроить. Не на кого. За зайцем да лисой с мечом не побегаешь, а лука у них нет.
— Можно сделать лук или, например, копье, — предложил Малко. Но тут же сам собственное предложение отверг: — Неохота.
Антошин спорить не стал.
Ягоды собрали. Корни какие-то. Поели. Прав был мальчишка: в лесу с голода не умрешь, целую вечность можно ждать, не дай бог, конечно.
И снова Антошин подумал: «Может, вечность уже началась? Кто его знает?..»
Опять сели на море глядеть.
Глядеть было совсем неинтересно. В лесу хоть зверь какой пробежит, шишка упадет, птица красивая на ветку сядет — есть что разглядывать.
В море разглядывать нечего абсолютно. Синева сверху — синева снизу. Вот и весь пейзаж.
Во время отлива пособирали ракушки и камешки.
Во время прилива Антошин решил понырять, в надежде донырнуть до этого самого Буяна.
Море оказалось очень глубоким. Донырнуть до дна не получилось.
Поначалу еще с Малко беседовали на разные отвлеченные темы.
Однажды Антошин спросил, показав на далекую линию горизонта:
— Как ты думаешь, где заканчивается небо и начинается море? Как отыскать границу?
Малко ответил мгновенно, будто размышлял над этой проблемой всю жизнь:
— Море начинается у берега. А небо не заканчивается и не начинается нигде — оно всюду. Отец говорил: «Человек умудряется жить на земле только потому, что небо везде. Небо — одежда богов. Благодаря этой одежде человек и живет».
Но потом и разговаривать надоело. Когда человек ждет, разговаривать почему-то становится скучно.
Антошин оставил Малко сторожить появление чуда, а сам пошел в лесок — полежать в тени, подумать.
Размышления в тени непременно приводят к одному: человек начинает философствовать сквозь дремоту. Мысли у полковника были, понятно, невеселые и нервные.
«Ну вот почему я, — размышлял Антошин, — должен тут сидеть и верить в то, что из моря выскочит остров? Ну не всплывают острова из моря. Не всплы-ва-ют! Это противоречит всем законам природы…»
И тут снова возник Голос:
— Человек называет законами природы то, что он может объяснить. А что не может объяснить — называет сказкой. Потом объясняет сказку и радуется, что открыл новый закон природы. Так устроен человек.
— Ты — Бог? — неожиданно даже для самого себя спросил Антошин.
— Ты сам знаешь ответ, зачем спрашиваешь?
— Ты сделаешь так, чтобы остров всплыл?
Голос не отвечал.
Антошину показалось даже, что Он уже исчез вовсе. Одни планетники остались. Они всегда тут, но с ними разговаривать неинтересно: только слушают и запоминают, а на вопросы не отвечают никогда.
А вот этот странный Голос…
«Странный? — спросил сам себя Антошин и сам себе ответил: — А что, собственно, в Нем странного? Разве любой из жителей мира, который мы привычно называем цивилизованным, не задает вопросов неизвестно кому, когда трудно, когда непонятно, когда рядом никого нет? Задает. И что самое удивительное, а может, наоборот, неудивительное, — получает ответы. Даже тот, кто в Бога не верит, задает Ему вопросы. И получает ответы. Потому что человек может не верить в Бога, но Бог не может не верить в человека. Не может Он бросить свое создание, когда тому тяжело. Последняя наша надежда и последнее наше спасение — услышать Голос Бога и подчиниться Ему…»
Голос и не думал исчезать…
