— Рядом с самоубийцей-то хорошо как спится! — поприветствовала она меня. — Два раза заходила. Спят, сердешные, не шелохнутся.
— Викеша спокоен. На выписку просится, — доложил я.
— Умеешь ты, Саня, больного успокоить. Вся больница уже про морг знает. Шоковая терапия удалась.
— Без вашей поддержки она бы не удалась, Алла Алексеевна. Поделим лавры.
— Лучше поделим палаты. Ты будешь раздавать лекарства в первых восьми.
Я взял ящик с лекарствами, сунул в него тетрадь назначений и пошел на задание.
Утро, шумное, суетливое, заполнило отделение. Хлопанье дверей, окрики заступившей на дневную смену процедурной сестры, приглашающей пациентов на уколы, шарканье тапочек больных, бредущих в столовую на завтрак, воркование Аллочки с сестрой Наташей, принимающей дневную смену.
— Сумарокова выписывают, — услышал я. — Нина Петровна сказала, что он абсолютно в порядке.
Алла Алексеевна, попрощавшись с нами, отправилась домой. Я проводил ее до выхода и пошел назад. Перед дверью в отделение меня остановила девушка в белом вязаном берете и накинутом на плечи халате. Воспаленные бессонницей и слезами глаза смотрели на меня горестно- вопросительно.
— Вы в терапии работаете?
— Практикант-патологоанатом, — представился я, думая этим немного развеселить посетительницу.
Девушка вздрогнула и непроизвольно сделала шаг в сторону.
— Да шучу я. Что ж нервные-то все такие?
— Пожалуйста, проводите меня к Сумарокову Викентию, — попросила она. — Мне разрешили.
— Я слышал, его выписывают.
— Да-да, я принесла ему одежду.
Я шел с девушкой в «блатную» палату, а из глубины коридора к нам навстречу спешил Викеша. Я первый раз увидел его в вертикальном положении и сразу отметил, что он гораздо выше, чем я предполагал, но уж очень субтильный. Одно слово — артист!
— Олесенька! — кающимся фальцетом вскрикнул он.
— Кеня! — выдохнула девушка и прямо-таки припала к узенькой груди Викеши.
Они обнялись и побрели в палату, напрочь забыв о кошмарном практиканте-патологоанатоме.
IV
Прошел год, и, когда зацвела сирень, я стал частенько вспоминать Викентия Сумарокова. Настигнет ли его новая несчастная любовь, за которой последуют опять скорая помощь, промывание, прокапывание и так далее? Каждый день собирался я позвонить Алле Алексеевне. Она так зауважала меня после случая с Викешей, что в знак особого расположения позволила называть себя Аллочкой.
Но шли экзамены, теплыми вечерами тянуло погулять, и я так и не удосужился позвонить.
Тринадцатого мая, после экзамена по фармакологии, я поехал в Дом офицеров — купить билеты на концерт саратовского вокально- инструментального ансамбля. Я стоял в хвосте очереди, уныло прислушиваясь к предсказаниям паникеров, что билеты скоро закончатся.
Мне было обидно: Борька к Милке Потёмкиной на обед отправился после экзамена, а я тут отдувайся за всех! Я достал из портфеля журнал «Вокруг света» и даже успел раскрыть его, но тут кто-то легко ткнулся мне в локоть, и восторженный, прямо-таки ликующий голос пропел:
— Товарищ патологоанатом, здравствуйте!
Очередь вздрогнула и подсократилась, как тонкая кишка при сильной перестальтике. Журнал мой сам собой захлопнулся. Я обернулся.
Передо мной стояла та самая девушка, что принесла Викеше в больницу одежду, Олеся.
— Здравствуйте, — ответил я. — За билетом на концерт?
— Да. Уже купили! Мы с Кеней так любим их песни! — защебетала Олеся. — А вот и Кеня!
— Здоро?во! — Викентий бодренько протянул мне руку.
— Здоро?во, — пожал я ее, гладенькую, узкую, как у девчонки. И ненавязчиво, но внимательно осмотрел его.
Взгляд ясный. Голос спокойный. Выражение лица дружелюбное. Движения уверенные. Я остался доволен собранным анамнезом.
Честно сказать, я чуток растерялся от такой встречи, мало понимая, как мне с ними себя вести, что говорить. Но потом сообразил: я — врач, Кеша — пациент, Олеся — родственница моего пациента.
— Не обижает? — шутливо и вместе с тем строго спросил я Олесю, кивнув на Викентия. — А то у нас есть кое-какие методы…
