— Надо идти к мужу. Надо что-то предпринимать. Премьер играет лично против меня.
Присутствующие согласно кивнули головами и поклонились.
— Неужели я его не остановлю?
— Только Председатель решит.
— Пойду к нему. Идите работайте. Ждите моих указаний.
И Мадам пошла прихорашиваться.
— Как ты себя чувствуешь? Что говорят врачи?
Мао выглядел и похудевшим, и пожелтевшим. Вечно, что-то шарил дряблыми руками под одеялом. Но голос был ещё достаточно стойким.
— Не верю я этим врачам: ни своим, ни чужим.
— Правильно. Никому нельзя верить.
— Не говори лишнего. Что тебя, такую возбуждённую, привело ко мне?
— Мне думается, даже я больше уверена, на уровне южных отделов Общественной Безопасности, готовится оппозиция Центру.
— А ты думала, что чем дальше от центра, тем больше любви и холуйства. Ты же знаешь сама, что тех, кто не знает истории, зовут невеждами. И ты такая: ни истории не знаешь, ни просто, хотя бы классической литературы. Наш китайский Юг всегда был таким. Его не надо трогать, пока он не шумит. Играет в свои кости и карты и пусть играет. Юг и против Японии не воевал, и в революции вяло себя вёл.
— Так там же старик Дэн соберёт вокруг себя преступников и будет снова рваться к власти.
Мао молчал. Закрыв глаза, довольно тяжело посапывал.
— Что мне тебе сказать, крутая леди. Я как-то всё более и более отдаляюсь от земли, страны, людей. Почитай про английского премьер-министра Тэтчер. Её звали — железная, может, что найдёшь для себя.
Мадам закусила губы. Она видела, сердцем чувствовала, что Председатель слабел. Весной он играл больного. Пришло лето, стал настоящим больным. А Время уходило. Время таяло. Что ей-то делать? Её никто не пожалеет. Да и забудут быстро. Не просто забудут быстро, забудут и рады будут. Каждая женщина знает, как её провожают. Говорить не надо. Злоба на весь мир. Боль на всю душу. Забвение в своих собственных мыслях. Что может быть страшнее и грустнее для амбициозной женщины — женщины, которая хотела править. Нет, она ещё будет воевать. Её запомнят. Забвение её не тронет. Она политик. Она общественный деятель. Она боец. Держитесь. Она не даст себя бить. Не даст.
Мао очнулся.
— Что-то я стал чувствовать тебя нутром. Я слышу все твои мысли. Вижу твою злость. Ощущаю твою боль. Странно. Я не верил ни в кого, а тут, вроде как, перерождаюсь. Что это?
Мадам встрепенулась.
— Слушай, дорогой, к тебе приблизился бог. Ты будешь долго жить. А на том свете ты будешь видным святым.
Мао грустно смотрел на свою развеселившуюся супругу.
— Не шуми. Долго жить я уже не буду. Потому что чувствую приближение другого света. А на том свете — знать бы, что там на том свете.
Он закашлялся. Опять стал шарить руками под одеялом.
— Холодновато становится. Скажи врачам, чтобы второе одеяло принесли.
Мадам сама быстро сбегала, принесла мягкий плед.
— Я знаю, я верю, что так и будет.
— Не опускайся до уровня сиделки. Я ещё при уме. Я подумал — прикажу главному телохранителю и премьеру, чтобы они помогли тебе.
Мадам обняла мужа.
— Теперь ступай. Будь мудрой, не торопись никогда. Ты ещё достаточно молодая. У тебя всё впереди.
Глава четырнадцатая
Генерал Чу, Генерал МакКинрой
Генерал Чу, кисло шевеля губами, усиленно думал. Он знал, что может оказаться меж двух или трёх уничтожающих огней: такова суть службы в отделах Общественной Безопасности. Как и любой разведки, контрразведки. Приходится и хитрить, и выжидать. Но не между же самыми сильными и влиятельными фигурами сегодняшнего Китая. Все три фигуры — и Дружок Председатель Мао, и его непредсказуемая змеиная супруга мадам Цзян, и его непосредственный начальник, премьер Хуа Гофэн, любой из них мог уничтожить генерала, как лишнего человека в игре за власть. Понятно, что он нужен каждому, но именно в той степени, чтобы не оказался противником или, что хуже, непосредственным врагом, игроком за власть другого.
