— И народ.
— Народ — это болото.
— Опасное болото. Сейчас лучше говорить про новые горизонты в развитии страны.
— Но при живом Председателе это чревато не понятием целей и планов страны.
— Вот это и есть сеанс одновременной игры. И не каждый ведь оппонент ещё и присядет за стол.
— Кто именно?
— Разведки важнейших стран. Дипломаты.
— Ну, мы с ними ещё поработаем.
— Это коварнейшие службы. Им верить никак нельзя.
— А если на взаимовыгодных условиях.
— Не каждый раз срабатывает.
— Надо наши спецслужбы привлекать на свою сторону.
— Премьер не даст. Там все его люди.
— Понятно. Значит, для начала, надо решить проблему Дэна.
— Да. Но, попробуйте включить в пропаганду возвращение Гонконга, как исконно китайской территории.
— Попробуем. Товарищ Яо, вы готовы поднять этот вопрос?
— Обязательно поднимем. Завтра же, на планёрке, я загружу всех своих сотрудников этой своевременной темой.
— Именно своевременной. А заодно ликвидацией бандитизма в стране.
— Дядюшка не позволит.
— Почему?
— Это дискредитирует его лично. За тридцать лет не уничтожили. То как сейчас? Лучше эту тему пока не трогать.
— Вопрос. Ну, хорошо. Все усилия бросим на ликвидацию Дэна, а там и свежие мысли подойдут.
— Разрешите удалиться, прекрасная товарищ Цзян.
— Да, да. Иди. Спасибо тебе, верный племянник.
— И вам, мадам.
Глава вторая
Мао — племянник. Где главные фигуры?
«Любая тирания исторически
ведёт к полному краху».
Мао встретил своего дорогого и верного племянника на старом широком диване, под тёплым пледом. Не глядя в сторону родственничка, только показав ему на кресло, медленно, тяжело покашливая, заговорил.
— Что-то я временами запутываться начал. Уже не каждый раз помню, что кому говорю. Но ты будь сам осторожен: слушай всех, обещай, где это можно; соглашайся, где выгодно. Я всем дал возможность на равных бороться друг с другом. Пусть покажут себя независимо от меня. Пусть покажут свой высокий интеллектуальный, мировой уровень. Но его нет как нет. Нет у нас политических традиций. Нет. Плакатный шум, шумиха, общие неинтересные, приевшиеся фразы. Всё одинаково везде и во всём. Страна казарма, страна карцер, страна болтун, орун, неврастеник, шизик, даун, олигофрен. Что там есть ещё из умных слов в области слабоумия и психоанализа. А пока не шизует, не блефует, спокойнее всех ведёт себя Хуа. Без истерики. Молодец. Серьёзный, строгий политик. Но, но… Но, что ты о нём непримиримого и полезного скажешь?
— В общем, то, что и вы. Под вашей мощной, довлеющей рукой диктатора все примерно одинаково смотрятся. Всё равно политбюро общее решает в партии, в политике и по стране; свою линию не погнёшь, не потянешь. Все это хорошо знают. И знают очень хорошо. Мы все одинаково серо смотримся на фоне красного флага и прочих флагов.
Председатель зло заскрежетал зубами.
— Так, как мы тогда выделяем из верных партии товарищей — врагов, оппозиционеров, ревизионистов, и прочих?
Советник с понятием развёл руками.
