Генри совершенно не был в этом уверен, но подействовало: даже на лице Джетта теперь было написано, что он Освальду не помощник.
– Ну и отлично, – процедил Освальд, оглядывая здания на площади, пока не остановил выбор на самом крепком. – Хью, Джоанна, раз уж дома больше не падают, пройдемся по ним сами.
Те переглянулись, но не сделали ни шагу, и у Генри камень с души упал. Его угроза подействовала, и даже эти двое рассудили, что к Генри лучше прислушаться: власть Освальда где-то в будущем, а великий Барс может превратить их в кучу пепла прямо сейчас.
Освальд скривился и пошел один. Он успел сделать два шага до того, как выбранное им здание с грохотом развалилось: Генри даже удивился, как легко это место исполняет его желания.
– Я могу уронить каждый дом здесь. Могу уронить их тебе на голову, – сказал Генри. – Я белый ферзь, помнишь? Барс – белый король, он показываться лишний раз не любит, но у него есть я, так что слушай, что я тебе скажу: если не хочешь сдохнуть под завалом, ты сядешь вот сюда, и мы все будем ждать. Он придет. И только попробуй сделать хоть шаг к тому, что тебе не принадлежит.
Речь получилась красивая – правда, ее немного испортило то, что приходилось через каждые три слова отплевываться от пыли, поднятой рухнувшим зданием, а также то, что Освальд совершенно не выглядел испуганным.
– Могло бы сработать, – кивнул он, когда Генри закончил. – Вот только я уже знаю, кто окажется тем болваном, который найдет то, что мне надо.
– У вас опять видение? – прошептал Хью.
– У меня жизненный опыт. Каждому можно предложить то, перед чем он не устоит.
– Мне ничего от тебя не нужно, – отрезал Генри.
– Проверим. Есть у меня один козырь, и я, честное слово, не хотел пускать его в ход. Жалел тебя – знаю же, какой ты чувствительный мальчик. Но ты хочешь по-плохому? Давай. Говоришь, мои видения не всегда исполняются? Ты в это веришь только потому, что, несмотря на мое предсказание о твоей смерти, выжил в Башне мастеров. И я все думал: как же ты это сделал?
– Нет, – вдруг сказал Эдвард. – Не смей ему говорить.
– Сначала я думал, что тебя, Генри, вернул к жизни Барс, – как ни в чем не бывало продолжал Освальд. – Но что-то не похоже на него: он никогда не разбрасывался чудесными спасениями. У тебя был только один способ выжить: Эдвард вылечил тебя с помощью дара.
Эдвард со всей силы схватил его за воротник, оборвав на полуслове.
– Только попробуй, – выдохнул Эдвард. – Либо ты закроешь рот, либо я…
– Либо что? Не умеешь угрожать – не берись. Кстати, у меня на поясе волшебный меч, и я, в отличие от тебя, умею им пользоваться, – предупредил Освальд, глядя ему в глаза. – Отойди в сторону. Когда я хочу что-то сказать, я это говорю.
Эдвард сделал шаг назад и замер, сжимая и разжимая кулак. Другой рукой он держал грибня, окончательно свернувшегося до размеров шляпы.
– За триста лет без даров люди забыли некоторые правила их использования, – сказал Освальд. – И одно из них такое: нельзя спасать того, кто должен умереть. Этот закон даже Барс не нарушает. А Джоанна, увы, нанесла Генри смертельную рану.
Генри перевел взгляд на нее. Он не понимал, к чему клонит Освальд, но у Джоанны вдруг мелькнуло на лице странное выражение – как будто она не гордится тем, что сделала, и даже, пожалуй, немного извиняется.
– Моя мать была смертельно больна, Генри. – Освальд развернулся к нему. – Сердце волшебства еще работало, в королевстве были люди с даром лечить прикосновением, но ни один лекарь ее не спас. Как ты думаешь, почему?
– Потому что она была такой же злобной, как ты? – вырвалось у Генри, но Освальд без выражения покачал головой.
– Нет. Она была хорошей. Вылечивая смертельную рану или болезнь, целитель отдает свою жизнь в обмен на чужую, а значит, в ближайшее время умрет. Как – неизвестно: упадет с крыльца и случайно ударится головой о камень, подавится костью, простудится. Ты, случайно, не замечал, что его высочество стал чаще попадать в опасности?
Генри вспомнил, как Эдвард упал в библиотеке и в доме Джетта, но это было неважно, потому что…
– В походе против лютой твари все было в порядке, – сказал он, стараясь дышать ровно и медленно.
– Королевство пыталось защититься от твари, и для этого он был нужен, а теперь вы победили, – пожал плечами Освальд. – Но есть и хорошая новость. Вот что я сказал его высочеству в доме нашего дорогого Вегарда: «Я видел твое будущее: ты умираешь, потому что вылечил Генри, но если поможешь мне, сделаешь это со славой и честью». Это и есть мое второе видение: мертвый Эдвард лежит в темной комнате, у него на груди кровь, а раз так, он умер, как положено мужчине, в бою. Я не знаю, как именно это произойдет, и сразу говорю: я не собираюсь его трогать. – Освальд посмотрел на Эдварда, и на его лице проступило что-то невиданное, что-то, похожее на сочувствие. – Ты отправился за мной к Пределу, потому что знал, что иначе твоя судьба – подавиться рыбной костью или слечь с лихорадкой. И тогда твой отец скажет: мой сын такой неудачник, что его прикончила простуда. Но я знаю тебя: ты жаждешь умереть в бою. И мое видение – мой подарок тебе.
– Хочу, чтобы ничего этого не произошло, – выдавил Генри, но Освальд только коротко, невесело рассмеялся.
– Боюсь, такие желания даже тут не исполняются. Все на свете имеет последствия, Генри. Всегда. Барс не изменит его судьбу, он даже тебя не пришел спасать, когда ты умирал. Но если у меня будет такая же сила, если этот мир будет работать по моим правилам…. Не обещаю, потому что не знаю, смогу ли
