профессором Сувиным. Вместе с ним перечислены и три марксиста, о которых я сообщал вам ранее: Питер Фиттинг, Фредерик Джеймсон и Франц Роттенстайнер, являющиеся официальными агентами Станислава Лема на Западе. Текст письма свидетельствует о значительном влиянии публикуемых ими «Исследований научной фантастики».
Дело не в том, что эти лица являются марксистами, и даже не в том, что Фиттинг, Роттенстайнер и Сувин — иностранцы, а в том, что все они без исключения представляют собой звенья цепи передачи распоряжений от Станислава Лема из Кракова (Польша), который является ведущим функционерам Партии (я знаю об этом из его опубликованных сочинений и личных писем ко мне и другим людям). Лем, вероятно, является целым комитетом, а не лицом (поскольку пишет разными стилями, иногда демонстрирует знание иностранных языков, иногда — нет), созданным Партией за Железным занавесом для захвата монопольной властной позиции для манипуляции общественным мнением посредством критических и педагогических публикаций, что является угрозой для всей сферы нашей научной фантастики и свободного обмена мнениями и идеями в ней.
Вдобавок ко всему Питер Фиттинг начал готовить книжные обзоры для журналов Locus и Galaxy. Партия оперирует издательским домом /в США/, который публикует большое количество контролируемой Партией научной фантастики. В ранее отправленных вам материалах я отмечал их очевидное влияние в нашей профессиональной организации, Science Fiction Writers Of America.
Их основные достижения могли бы быть в областях научных публикаций, критики книг и, возможно, — посредством нашей организации — в области контроля за присуждением в будущем премий и почетных званий. Но сейчас, как мне кажется, кампания, направленная на утверждение Лема в качестве крупного писателя и критика, теряет почву. Она начинает встречать серьезный отпор: сегодня считается, что творческие способности Лема были переоценены, а грубая, оскорбительная и глубоко невежественная критика им американской научной фантастики зашла слишком далеко и оттолкнула от него всех, кроме приверженцев Партии (я — один из тех, кого она оттолкнула в наибольшей степени).
Для нашей сферы и ее чаяний было бы печально, если бы большая часть критики и публикаций оказалась под контролем анонимной группы из Кракова (Польша). Что тут поделать, не могу себе представить»[12].
Рич писал эти письма под утро, когда Игровой Город только пробуждался, возвращаясь к своей ленивой, расслабленной жизни. Писал их по одному- два в месяц, после чего откладывал в собственноручно сконструированный сейф и возвращался к ним через несколько дней, чтобы проверить, достаточно ли четко он выразился. Если так и было, шел к почтовому ящику.
Однажды он догадался, что кто-то их читает, когда Дом остается пустым. Сообразил, что взломщиками являются агенты ФБР, и понял, что именно по этой причине нет смысла еще и отсылать им письма. Но тем охотнее он стал их писать.
Он лежал рядом с ней, смотрел на спящую Кейт, и умиление сжимало ему горло. Когда она спала, ее черты становились невинны. Это из-за темноты спальни, но не только. Когда спала, не были видны ее проницательные, печальные глаза. Губы она поджимала так, что те почти исчезали, будто каждую ночь ей приходилось вести тяжелый, изматывающий бой. «И как знать, — подумал Рич, — может, так оно и есть».
Она была прекраснейшей и прекраснейше пахла. Эта магия ведома немногим женщинам: приехала лишь нынче утром, а Дом уже пах только ею.
Кейт забормотала и неспокойно шевельнулась. Он мягко прикоснулся рукою к ее волосам, ни на что иное не отважился. И так-то едва не расплакался.
И тогда он услышал голоса.
Внизу, в зале, а может — на кухне. Мужской голос. И музыку.
ФБР.
Сердце заколотилось, яйца попытались спрятаться в подбрюшье.
Да, мужской голос, отчетливый, кажется один, он не различал отдельные слова, но узнал мелодию английского языка. Фоном была странная музыка, неритмичная и словно механическая.
ФБР. Или ЦРУ. Или АНБ.
Странно: одновременно у него пересохло во рту и захотелось отлить.
Кейт снова что-то пробормотала, еще сильнее сжала губы.
Глубокий вдох. Он вовсе не желал этого. Встал так аккуратно, как сумел. Тихо вышел из спальни.
Или КГБ. Боже, только бы не убийцы из КГБ.
Сообразил уже на лестнице. Это радио. Маленькое кухонное радио,
по которому они слушали местные новости и молодежную музыку. Радио включилось.
