что за ним следом несётся свора огромных собак, готовых разорвать его в клочья. Их хищные поджарые тела несколько раз мелькали между однообразными холмами дикого леса, напоминая, что стая постепенно сокращает дистанцию между нею и беглецом.
Дигахали ткнулся с разбегу во что-то твёрдое и завалился набок, больно оцарапав кожу на обнажённом теле. Препятствие не давало ему возможности бежать в нужном направлении, и он понёсся вдоль преграды, надеясь избежать встречи с охотящейся на него стаей. Сил ещё хватало, но было неизвестно, как долго он сможет соревноваться в выносливости с преследователями. Преграда, вдоль которой он бежал, казалась бесконечной, и вокруг не оказалось ни одного места, где можно было бы затаиться. Охотник стал чаще оглядываться, но продолжавшие гнаться за ним твари хитрили и не спешили показываться на глаза.
Громкий треск раздался за его спиной, предчувствуя неладное, Дигахали первым делом прибавил скорости, но уже через несколько шагов остановился, ощутив сотрясение земли у себя под ногами. Похоже, разгневанные Духи отправили за ним какое-то совершенно немыслимое чудовище. От одной мысли о встрече с существами, которых могут призвать сюда Предки, ему сделалось нехорошо, дыхание перехватило, а натруженные мускулы свело судорогой.
"Мне не скрыться от них… Страж в ярости, и какой бы ни была моя смерть, он не пустит душу в Обитель… Хватит убегать… Хватит убегать! Я сейчас обернусь и сам посмотрю ему в глаза… Сейчас… Сейчас".
Он не сделал решительного поворота навстречу тому, кто пришёл отнять его жизнь, просто не смог заставить тело подчиниться. В его сознании схватились, будто сцепившиеся рогами олени, два прямо противоположных желания. Он хотел умереть, как мужчина, и в то же время отчаянно цеплялся за жизнь. Сил хватило лишь на то, чтобы осторожно повернуть трясущуюся от страха голову в ту сторону, откуда должна была прийти смерть. Глаза Дигахали крепко зажмурил и стал ожидать своей участи.
Что-то большое медленно приближалось к нему, тяжело ступая по рыхлой почве. Преследователь не торопился, ведь жертва была в пределах досягаемости и не пыталась спасаться бегством. Солёный пот, ручьём лившийся со лба, обжигал глаза охотника и, устав бояться, он открыл их, чтобы встретить неизбежное. Из-за ближайшего холма вышло огромное двухголовое чудовище и направилось прямо в его сторону. Ноги Дигахали затряслись, и он сел на землю, там же где и стоял. Чудовище прошло всего в двух шагах от него и отправилось дальше, не обратив никакого внимания на сжавшегося от страха в комок ничтожного человека.
"Оно меня не заметило", — потрясённо подумал охотник, за несколько мгновений успевший попрощаться со всем, что было ему дорого. Смерть прошла стороной, и неожиданно началась новая жизнь, в которой все его прежние заботы и стремления не имели никакой ценности.
"Уходить надо отсюда"…, — решил, наконец, Дигахали, кое-как оторвавшись от созерцания вереницы громадных следов на рыхлой земле.
Он поднялся и побрёл в противоположную сторону, рассудив, что не стоит догонять чудовище. Следы довели его до преграды, и тут стало понятно, как двухголовое страшилище проникло в дикий лес. В разделительной стене зиял пролом, над закрытием которого уже трудились белые облачка, перемещавшиеся туда на длинных тонких ветках. Оставалось совсем маленькое отверстие, сквозь которое виднелся тёплый и такой привычный свет солнца. Охотник сорвался с места и прыгнул вперёд, надеясь проскочить сквозь рыхлые облачка, но не представлял, как быстро они уплотняются. Снаружи оказалась только руки и часть туловища, а голова и ноги застряли в густой как хорошая похлёбка белой массе из крошечных пузырьков. Касаясь его лица, они тут же лопались, но на их место спешили другие, со всех сторон облепляя человека.
Дигахали попытался вернуться назад, но не преуспел в этом деле — внешние слои твердели очень быстро, и его руки оказались замурованы во вновь образованный участок стены. Охотник забился как муха, попавшая в паутину, с трудом нашёл, от чего можно оттолкнуться ногами и после многократных попыток сумел выпасть наружу, весь облепленный остатками белой пены. Он сел на землю, не обращая внимания на впившиеся в тело сухие хвоинки, и с наслаждением вдохнул воздух, настоянный на ароматах сосновой смолы. Нервное напряжение выплеснулось из него в виде безудержного смеха вперемешку со слезами, проложившими себе русло между замысловатыми шрамами на щеках.
Дигахали никак не мог остановиться и всё, что он видел сейчас пред собой, теперь казалось ему смешным. Кривое дерево, вылетевшая из гнезда птица, или причудливая тень, вызывали у него новый приступ хохота. Охотник поднялся на ноги и просто пошел навстречу солнцу, радуясь окружающему миру. Он смирился с тем, что безвозвратно потерял всю одежду, оружие и припасы, сейчас это не имело никакого значения. Было что-то символичное в том, что он вернулся в этот мир таким, каким приходят в него все люди в момент рождения. Смешно. Невероятно смешно. Смешнее смешного…
Таких смешных людей он ещё не встречал ни разу в жизни. Они носили очень смешную одежду и разговаривали между собой на противно звучащем смешном языке. Дигахали хотел сообщить им, что глупо выставлять себя на посмешище, но не смог сказать ни одного слова между приступами хохота. Смешные люди окружили его со всех сторон и загалдели как ругающиеся между собой женщины. Охотник совсем ничего не понял, но одно слово сумел разобрать, и это было слово "куница".
"Куница! Да! Ха-ха-ха! Я вспомнил! Куница, вот кто я! Куница!".
Дигахали издал крик встревоженной куницы, запрыгнул на ближайшее дерево и большими скачками понёсся вверх по стволу, цепляясь за крупные ветки руками и ногами.
— Я куница!, — громко закричал он, примеряясь к прыжку на соседнюю сосну.
