называли "охотой". Домик полностью освободили для раненого, а пять или шесть человек, включая лекаря, ютились в наскоро выстроенных шалашах из веток и травы. Старшим среди белых людей был лучник по имени Адольф, отдававший приказания и не позволявший остальным бездельничать. Двое воинов, сменяясь, постоянно сторожили вход, а по ночам ещё один патрулировал окрестности. Дигахали не заметил, чтобы они были озабочены угрозой нападения, похоже, все это предназначалось для того, чтобы исключить возможность его побега.
"Напрасно беспокоятся, — думал он, ощупывая бок под тугой повязкой, — куда бы я делся без штанов, припасов и оружия, даже если бы смог нормально пройти несколько шагов?".
Он очень сожалел о потере ножа и старого котелка — единственной вещи, доставшейся ему от отца. Лук можно изготовить самому, но утерянный когда-то создавался одним из лучших мастеров племени Куницы и служил ещё прадеду Дигахали. Всё остальное значительной ценности не имело, хотя и было заработано честным трудом, а не упало с неба, подобно каплям дождя в подставленные ладони.
Охотник готовился к появлению Манфреда и не совсем понимал, чего ему ждать от этой встречи. Он не выполнил работу, на которую подрядился, но условия содержания наводили на мысль, что у йонейга остался к нему немалый интерес.
"Надеюсь, выхаживают не затем, чтобы отдать в неволю. Мне до конца жизни не отработать затраты на лечение и содержание. Думаю, что и штраф будет за то, что не смог доставить Ссгина в указанное место".
Он мог сколько угодно гадать о целях спасших его белых людей, тем более, что лекарь реагировал лишь на те вопросы, которые касались здоровья, и пропускал мимо ушей все остальные. С другими йонейга ему пообщаться не удавалось — никто из них в домик так ни разу и не зашёл.
На изменения в поведении белых людей Дигахали обратил внимание сразу, недаром же он пристально наблюдал за ними несколько дней подряд. Обычно передвигавшиеся по двору вразвалку лениво что-то сплёвывавшие на землю воины-йонейга вдруг засуетились и стали начищать своё оружие до блеска. Адольф начал гонять своих подчинённых с разными мелкими поручениями, связанными, в основном, с наведением порядка. Лекарь, на столе которого и так всё было чисто и аккуратно, раз за разом переставлял свои баночки и склянки, добиваясь одному ему только ведомого эффекта. Кроме этого он перестелил больному постель и заменил все повязки.
"Наверное, у них какой-то праздник", — подумал охотник и ещё больше убедился в этом, когда двое йонейга стали жарить во дворе кабанью тушу.
Дигахали не стал спрашивать у белых людей, что они празднуют, и какая роль отводится ему в предстоящих торжествах — дети леса считали такие вопросы неприличными. Вместо этого он кое-как добрался от постели до окна, борясь с головокружением, сел на стул и стал ждать дальнейшего развития событий. Ему недолго пришлось томиться в неизвестности. На ведущей к домику лесной дороге показались трое всадников, в одном из которых охотник узнал Манфреда. Все кроме лекаря белые люди побросали свои дела и выстроились в ряд, приветствуя приехавших соплеменников. Дигахали ещё раз убедился, что Манфред является Старшим — все взгляды были устремлены только на него. Манфред сказал несколько слов каждому из них на том языке, который охотник слышал из уст Милины и направился к домику, на ходу переговариваясь с лекарем.
Первым желанием Дигахали было перебраться на постель, но выглядеть больным и немощным перед лицом Старшего не хотелось. Охотник опёрся руками о стол, чтобы придать себе больше устойчивости и приготовился к разговору со своим работодателем.
Войдя, Манфред сразу же посмотрел на постель и, никого на ней не обнаружив, беспокойно метнул взгляд по тесному помещению.
— Оссдадью, Роющий Пёс, — сказал он и, полуобернувшись, что-то негромко спросил у стоявшего за спиной лекаря.
— В седле не сможет, — был ответ.
Старший кивнул, адресовал пришедшему с ним человеку небрежный жест рукой, затем сел за стол напротив охотника. Лекарь не стал заходить в комнату и закрыл за собой входную дверь.
Внешне сохраняя спокойствие, Дигахали ответил на приветствие, не желая, чтобы его волнение стало заметно Манфреду.
— Как здоровье?, — осведомился Старший, бегло оглядев собеседника.
— Оссда, — сказал охотник, думая о том, что мужчине не пристало жаловаться на свои раны.
— Норберт говорит, что тебе стало гораздо лучше, но некоторое время ещё придётся побыть у нас в гостях, пока не окрепнешь. Тебя здесь всё устраивает? Может, чего-нибудь нужно?
Дигахали, ожидавший совсем другого разговора был немало удивлён такой заботой, но в доброту и прямодушие белых людей он не слишком верил, поэтому ответил сдержанно:
— Еда хорошо, лечить хорошо.
— Я привёз подходящую для тебя одежду. После нашего разговора выберешь всё, что понравится.
— Моя не сделать работа, — не выдержал Дигахали. Сказав это он дал понять, что догадывается об истинной причине, побудившей Старшего приехать сюда.
— Я знаю, — буднично ответил Манфред. — Меня интересует другое: где сейчас демон?
— Умирать, — выдохнул охотник после паузы, и ему показалось, что напряжённо ждавший ответа йонейга успокоился и даже облегчённо
