мнения, брат Ладвиг?
— Рыба, конечно, совсем дрянь, — согласился сержант. — Но даже она стоит денег. А благотворительная столовая любого накормит бесплатно. У бродяг желудок лужёный — съедят и не поморщатся. Я сам, когда только попал в Энгельбрук, питался тем, что готовили монастырские повара. И ничего — живой. Один раз, правда, живот скрутило, но это, вероятно из-за дешёвого, да к тому же скисшего пива.
— Обоз с протухшей рыбой — мелочь по сравнению с теми доходами, которые танкредианцы получают от пивоварения. Если святые отцы так проникнуты заботой о людях, то могли бы и раскошелиться.
— А в Остгренце всё по-другому? Чем же кормят бедноту у вас?
— У нас… — монах вдруг запнулся. — Вы, наверное, не поверите мне, брат Ладвиг. У нас нет ни благотворительных столовых, ни бедноты.
— То есть, они у вас с голоду умирают?, — это было единственное, что пришло в голову сержанту, который так и не смог представить себе город без оборванцев и нищих. — Жестоко, пожалуй, но хлопот действительно меньше.
— Да что вы!, — искренне ужаснулся чернорясник. Его глаза округлились, а на щеках даже проступил румянец.
— Я, помнится, что-то слышал о том, как странствующие попрошайки избегают заходить в ваш город. Вроде бы там милостыню совсем не подают.
— Не подают. — подтвердил брат Йохан. — Потому что способный трудиться человек должен кормить себя сам, а не унижаться, выпрашивая подаяние. Такое поведение противно самой человеческой природе и оскорбляет всякого, занимающегося нищенством. Попавшему в сложное положение человеку необходимо дать возможность заработать, а не помогать ему взращивать свою лень. Люди, бросающие нищим милостыню, убивают в них всякое желание трудиться. А в Остгренце всегда помогут любому человеку найти заработок и крышу над головой вместо того, чтобы кидать ему подачку, словно собаке.
— Идея хорошая, — одобрил Ладвиг. — Но осуществить её непросто. В Энгельбруке нищих тоже пытаются заставлять работать. Стража отлавливает их по всему городу и передаёт в подчинение к ночному мастеру. А он создаёт из них команды золотарей для чистки сточных канав. Работать эти бродяги совсем не хотят и очень часто сбегают. А ведь их там неплохо кормят — два раза в сутки, в отличие от благотворительной столовой, которая предлагает только скромный ужин.
— А кто такой ночной мастер?
Теперь настала очередь сержанта округлять глаза. Стоявший перед ним человек, оказывается, не имел никакого понятия о вещах, в которых разбирался любой ребёнок.
— Палач. Или вы снова станете мне доказывать, что в Остгренце никого не казнят и не пытают по приговору суда?
— Пытают?, — лицо монаха исказила гримаса боли, как будто он почувствовал на себе весь вложенный в это слово смысл. — Зачем?
"Да он слабоумный, не иначе. Вроде бы складно всё излагает, а временами ведёт себя, будто дурачок деревенский".
— Пойдёмте, брат Йохан, — сочувственно произнёс Ладвиг. — Вы хотели зайти в приют и увидеть девочку.
— Да… действительно. — чернорясник огляделся по сторонам: — Если я правильно понял привратника, то нам туда.
Пара узких проулков и три лестницы вывели их на средний ярус грандиозной постройки. Отсюда открывался потрясающий вид на городские кварталы и расположенный неподалёку дворец. Это зрелище тронуло даже монаха, остановившегося посмотреть на стены и башни Ангельского Моста, украшенные развевающимися на ветру стягами. На самом высоком шпиле колыхалось знамя герцога Кэссиана, чуть ниже — флаги крупных землевладельцев — графов и баронов. А ещё ниже штандарты их вассалов — рыцарей и различного мелкого дворянства.
— Красиво, правда?, — спросил Ладвиг, восхищённо взирая на струящиеся под дуновением ветра знамёна.
— Да. — без особого энтузиазма в голосе отозвался брат Йохан. — Но я не вижу необходимости разукрашивать светской атрибутикой дома во время церковного праздника. Этим людям следовало бы напомнить, что суть празднования дня Заступничества Великой Матери состоит в смирении своей гордыни и агрессивных помыслов. Только так можно снискать расположение Богов и достигнуть благодати.
"Как он сам не устаёт от собственного занудства? И ведь не похоже, что завидует обладателям гербов и знамён. Ну и жизнь, должно быть, в его любимом Остгренце… Скука смертная".
В отличие от благотворительной столовой, приют для беспризорных детей находился на территории монастыря. Присматривать за детьми монахи приглашали кого-нибудь из пожилых горожанок, известных своим безупречным поведением и набожностью. Такая особа и встретилась гостям монастыря в дверях приюта. Высокая, строго одетая худая женщина стояла к ним спиной и громко бранила кого-то, не попавшего пока в поле зрения следователей.
— Это кто ж тебя такому научил, маленькая негодница? Разве можно портить имущество святой обители? Я даже раскаяния на твоём лице не вижу! Ты обязательно будешь наказана в назидание другим детям. Чего ты молчишь?
Стараясь привлечь к себе внимание, монах кашлянул, но воспитательница, не обратив внимания на посторонние звуки, продолжала распекать непослушного ребёнка.
— Простите, что вмешиваюсь, сестра, — произнёс чернорясник. — Мне нужно повидать девочку по имени Фрок, доставленную к вам вчера
