уберегал. Ещё у него был особый нюх на опасность, как у дикого зверя. Чуял, где готовится облава и никогда не рисковал понапрасну. Некоторые звали его Счастливчик Джай, но после некоторых событий перестали.
— После каких?
— С тех пор, как Джаю повязали на шею пеньковый галстук. — Свейн заметил, что девушка снова его не поняла и пояснил: — Вздёрнули на ближайшем перекрёстке. Там он и висит до сих пор, вернее то, что ещё не доклевали вороны. Могу показать, если интересуешься.
— Нет, спасибо. А как его поймали?
— Он никогда не ночевал в одном месте два раза подряд. А тут девица одна так запала в душу Джаю, что он решил навестить её на следующий день. И не вернулся. Осудили его в тот же день, а на следующий повесили. Его высокопреосвященство, архиепископ Берхард лично выбирал способ казни.
— И что в этом такого замечательного?
— Пожалел архиепископ Джая. Судья приговорил его к четвертованию, а Берхард заменил на повешение. Он справедливый человек. Наказание подбирает соразмерное проступку.
— Ты им так восторгаешься…
— Я даже лично с ним беседовал. — гордо сообщил Свейн. — Не веришь? Слушай. Лекаря Кейси, у которого я в учениках состоял, как-то раз обвинили в колдовстве. Кто на него донёс, не знаю, было несколько недовольных. Повязали лекаря стражники и в столицу доставили. Меня пригласили в качестве свидетеля. Такие дела разбираются в Остгренце, в присутствии его высокопреосвященства. Пока зачитывали обвинение, Берхард молчал, смотрел куда-то в потолок. Когда проводился допрос Кейси, архиепископ не вмешивался, слушал и ждал, когда выскажутся судьи. И тут вызвали свидетеля, то есть меня. Судья стал спрашивать, хожу ли я в церковь, знаю ли молитвы. А я к церкви ближе, чем на дюжину ярдов и не приближался никогда. Из всех молитв знаю только песенку про весёлого монаха. Тебе я её петь не буду, сильно уж непристойная. В общем, гляжу — нахмурился судья, а секретарь суда всё пишет и пишет. Я уже давно молчу, а он всё пишет. И такое нехорошее предчувствие у меня появилось… Посмотрел на Кейси, а он сидит белый, как яичная скорлупа. Потом его высокопреосвященство стал задавать вопросы по лекарскому делу. Сказал, чтобы отвечали оба, и Кейси и я. Ты не поверишь, Магдалена, как много знает Берхард! Уж насколько Кейси опытный лекарь, так и он несколько раз не знал, что ответить. Выслушал нас архиепископ, потом говорит: "Обвинение снять. Дело закрыть". Великий человек! Не встречал я ещё людей, которые про него дурное могли сказать.
— Броуди как в шайку попал?, — спросила девушка, решив сменить тему.
— Он там ещё до меня был. Одним из первых примкнул к Джаю. Броуди рассказывал, что с детского возраста по карманам шарил. Тем и кормился. Однажды поймали его на краже какие-то купцы. Властям сдавать не стали. Дубинкой раздробили Броуди пальцы на обеих руках, чтобы красть больше не смог. Они у него криво срослись и с тех пор плохо гнутся. Пытался он их разминать, но прежней ловкости достичь не смог. Оттого и карманы у зевак проверять перестал. Стал воровать скот. Дело хлопотное, опасное, прибытка хорошего не приносит, а поколотить могут сильно. Подался Броуди в караванщики. Жизнь спокойная, сытая, но скучная. Потому и ушёл Броуди в шайку, когда Джай на их караван напал.
— И много вы на пару с Броуди людей погубили?
— Мы не душегубцы, — в голосе Свейна промелькнула обида. — Последнюю рубаху с человека не снимали никогда, не говоря уж о том, чтобы жизни лишать. Тех, кто любил кровь людишкам пускать, Шустрый Джай не уважал и в шайку свою не принимал. Все в округе знали, что джаевы ребята никогда не покалечат и в живых оставят. Добычи, может, и меньше было, зато облавы на нас реже устраивались. Да и люди простые охотно помогали.
— Шайка, значит, распалась?
— Да. Не нашлось хорошего предводителя, который бы всех за собой повёл. Сначала власть прибрали к рукам помощники Джая. За один день поссорились друг с другом, и шайка на две части разделилась. Посмотрели мы с Броуди на новые порядки и свалили оттуда. Вовремя свалили. Не прошло и декады, как переловили всех наших приятелей. Только мы вдвоём и остались на свободе. На это болото привёл меня Броуди. Здесь, говорит, отсидеться можно, пока шум вокруг шайки Шустрого Джая не утихнет.
— Ясно. Что про Кентона скажешь?
— Баба из мужика, какие угодно секреты может вытянуть, — усмехнулся Свейн, — если правильный подход знает.
— Вот я и сравню его показания с твоими.
— Показания… Неприятное словечко. Холодное. Как будто льда за шиворот кинули.
— Выкладывай, что тебе известно, Свейн.
— Кентон не здешний. Откуда-то с Западных земель. Он о себе не любитель рассказывать. Он, вообще не говорливый. Бывали дни, когда слова три-четыре от него приходилось слышать, не больше. Это не Броуди, который любит всякие слухи собирать и нам пересказывать.
— Хватит о Броуди. Я про Кентона спрашивала.
— Ты бы лучше меня не перебивала, Магдалена. Слухи, которые принёс Броуди, помогли нам узнать, как здесь очутился Кентон. Он подмастерьем работал у кузнеца, сестра его младшая была прислугой у баронессы, или графини, точно не знаю. Приехал как-то из Энгельбрука сын того барона, или графа. Ткнул этот дворянчик пальцем в первую попавшуюся служанку и сказал, чтобы в его спальню доставили. Сама понимаешь, кто ему под руку попался.
