— В какой стороне Озёрный замок?, — Отведя взгляд от ухмыляющегося часового, спросила женщина.
— Вон там. Но ходить туда не советую. У ворот замка своя охрана. Там парни несговорчивые, даже за деньги не пропустят. Если будешь долго им глаза мозолить, то и стрелой могут угостить.
Выяснив направление, Грета пошла вперёд, не особенно заботясь о том, куда ступают ноги. Больше всего на свете сейчас интересовало другое: каким образом следует расценивать такой поступок? У неё не существовало никаких обязательств перед Ладвигом, он никогда не требовал хранить ему верность. Это могло бы стать прекрасным оправданием для какой-нибудь другой женщины, но только не для Греты.
Она всегда считала, что её отношения с Ладвигом строились на взаимной любви и доверии, а это было равносильно супружеской клятве во время венчания. Мучительно подыскивая определение для своего поступка, Грета старательно избегала понятия "измена", звучавшего страшнее, чем смертный приговор. Пытаясь примириться со взбунтовавшейся совестью, она решила считать произошедшее неким одолжением. Словечко было до невозможности гадким, двусмысленным, но ничего лучшего Грета придумать не смогла.
Озабоченная только своими мыслями, она перестала следить за направлением движения и остановилась только тогда, когда поняла, что не помнит, в какую сторону нужно идти. Вокруг был лес, в котором не наблюдалось никаких тропинок, или других признаков присутствия людей. Заметив просвет между деревьями, Грета, не задумываясь, направилась туда и вскоре вышла на небольшую поляну. На противоположном крае качнулись потревоженные ветви кустарника, женщина испуганно ойкнула и тут же закрыла себе рот ладонью. Если это был часовой, то он наверняка её услышал и сейчас должен показаться из укрытия. Кусты зашевелились, из глаз замершей от страха Греты потекли слёзы, и она не сразу сообразила, что перед ней не солдат, а высунувшаяся из ветвей конская голова.
— Фитц?, — Удивлённо воскликнула женщина. — Фитц! Как я рада тебя видеть!
Услышавший своё имя жеребец, негромко откликнулся и неспешно двинулся навстречу.
— Ладвиг!, — Во весь голос позвала Грета. — Ладвиг, я здесь!
Она почему-то решила, что хозяин коня непременно должен быть где-нибудь рядом, и крайне разочаровалась, когда на призыв никто не откликнулся. Свою ошибку женщина поняла, когда Фитц подошёл к ней ближе. Ладвиг никогда бы не допустил, чтобы у жеребца был такой неухоженный вид. За конём не следили уже длительное время.
— Где сейчас твой хозяин?, — Грустно спросила Грета, вытягивая из спутанной гривы, набившиеся туда колючки. — Где Ладвиг?
Казалось, Фитц понял, потому что мягко ткнулся носом в её левое плечо, подталкивая женщину в определённом направлении.
— Там?, — Уточнила Грета, на всякий случай, вытянув руку. — Ладвиг там?
Жеребец опустился на землю, подогнув под себя ноги, и находился в таком положении до тех пор, пока женщина не догадалась забраться в седло. После этого Фитц поднялся и уверенно пересёк поляну, следуя в ту сторону, которую до этого указал Грете. Женщина кое-как устроилась в мужском седле и даже не стала брать в руки поводья. По всей видимости, жеребец прекрасно знал дорогу, и не нуждался ни в каком управлении. Сидевшего на его спине человека трудно было назвать наездником, скорее — ношей, которую конь бережно доставил на край болота, откуда открывался отличный вид на замок.
Видя, что охотник не может самостоятельно ходить, йонейга подхватили его под руки, приподняли, чтобы израненные ноги не касались земли, и в таком виде доставили в дом. Двери подвала, откуда доносился запах смерти, распахнулись перед Дигахали, и он понял, что не ошибся в предположениях. Из подвала не просто пахло смертью, оттуда воняло, как после хорошей драки, где рекой лилась кровь и сталкивающиеся между собой клинки высекали горячие искры.
Место, где сейчас оказался охотник, больше напоминало кузницу. Здесь гаходилась большая, жарко натопленная печь, снабжённая мехами для подачи воздуха. Наковальня отсутствовала, вместо неё рядом с печью располагался стол, по углам которого лежали цепи. Всего таких столов было четыре, и все они пустовали. Нормальному человеку вряд ли могла прийти в голову идея построить кузницу в подвале, но среди йонейга хватало разного рода чудаков. Воины положили пленника на ближайший к печи стол, и начали разматывать свёрнутые цепи. Только почувствовав, как на его лодыжку накладывают металлический обруч, охотник сообразил, что это кандалы. Теперь становилось понятным, почему в подвале установлена печь и каково назначение этих странных столов.
"Здесь белые люди испытывают силу духа своих соплеменников, — пришёл к выводу Дигахали. — Ни для кого не секрет, что все йонейга боятся боли, но страшнее всего для них — ожидание боли. Мысль о предстоящих мучениях, способна свести их с ума любого из их племени. Достаточно показать кусок раскалённого железа белому человеку и этого хватит, чтобы превратить его в дрожащего от страха труса".
Не дожидаясь, пока ограничат свободу действия рукам, Дигахали достал из кармана сверкающий шарик и переправил его в рот. Охотник не собирался отвечать на глупые вопросы йонейга, поэтому зажал драгоценную вещицу между боковыми зубами. Шарик оказался достаточно податливым, чтобы его можно было удержать, и достаточно крепким, чтобы не быть раздавленным.
К столу подошёл Олав, подёргал цепи, проверил, прочно ли закреплены кандалы на теле пленника.
— Ты, наверное, не догадываешься, куда попал?, — Спросил он, благодушно улыбаясь. — Молчишь? Поверь мне, это ненадолго. Ночной мастер своё
