— Возможно, — задумчиво проговорил Донар и обратился к пленнику:
— Когда должен вернуться граф Фридхелм?
По лицам всех троих было видно, что ответ на это вопрос много для них значит.
"Эти йонейга действуют без ведома большого человека и опасаются, что он может внезапно вернуться, — догадался Дигахали. — Не знаю, какого ответа от меня ждут, но те, кто хозяйничает в чужом жилище, едва ли обрадуются скорому появлению владельца дома".
Стараясь выглядеть уверенно, охотник мстительно улыбнулся и процедил сквозь зубы:
— Сегодня.
На этот раз ночной мастер промолчал, и первым, кто высказался по поводу реплики пленника, был Олав:
— Тогда с допросом следует поторопиться. Я предупрежу наших, чтобы начинали приводить здесь всё в первоначальный вид, а вы пока вытрясите из этого упрямца правду о письме.
Астор вопросительно посмотрел на Донара, тот кивнул, и в лицо охотнику вновь полилась вода. Дигахали ожидал, что на этот раз издевательства продлятся дольше, но пытка прекратилась почти сразу.
— Хитрец начал приспосабливаться, — усмехнулся ночной мастер. — Ничего, у нас есть чем разнообразить процесс.
Оттянув пальцами нижнюю губу пленника вниз, он просунул между его зубов лезвие широкого ножа, после чего повернул рукоять, заставив охотника сильнее раздвинуть челюсти. Дигахали дёрнулся, чувствуя, как сверкающий шарик падает прямо на язык. Пока он пытался снова поместить шарик на зубы, в рот запихнули жестяную воронку, которую белые люди применяют для переливания жидкостей из одной ёмкости в другую.
Металлический конус толкнул шарик, отправив его прямо на корень языка и, опасаясь проглотить драгоценную вещицу, охотник резко выдохнул ртом. Дальше случилось то, чего он никак не мог ожидать. Шарик угодил прямо в дыхательное горло, вызвав приступ мучительного кашля, следом через воронку хлынула вода, и это застало Дигахали врасплох. Виной тому была острая боль, возникшая в том месте, где сверкающий шарик коснулся дыхательных путей.
Охотнику никогда не доводилось глотать горящие угли, но ощущения, сопровождающие ожог, он знал не понаслышке. И сейчас показалось, будто внутри начинает разгораться костёр. Когда в горло полилась вода, возникла слабая надежда, что она погасит жгучую боль за грудиной, и к огромной радости Дигахали, это произошло. И только потом стало ясно, что сделать вдох он больше уже не способен…
Местами потолок подвального помещения покрывала копоть, на которой выделялись тёмные пятна, очень похожие на засохшую кровь. Охотник долго смотрел на неровности потолка, отмечая разноцветные вкрапления в структуре камня и следы, оставленные инструментом каменотёса. Потолок находился совсем близко, до него можно было дотянуться рукой, но желание делать это у Дигахали отсутствовало. Ощущение полного покоя и абсолютной безмятежности настолько понравилось охотнику, что он боялся нарушить это состояние любым неловким движением. Впрочем, достичь полной гармонии не позволяла одна мысль, подобная назойливой мухе, которая отвлекает и не даёт погрузиться в дрёму.
— И это всё, о чём ты способен сейчас думать?, — Произнёс кто-то рядом с Дигахали. — Какая разница, скольких людей замучили в этом подвале до тебя?
Рядом с собой охотник увидел человека, выглядевшего настолько необычно, что невозможно было определить, к какому народу он принадлежал. Отличался от йонейга, прежде всего тем, что не носил никакой одежды, что не приветствовалось среди белых. Его внешность тоже не соответствовала йонейга, хотя среди них встречались люди, очень сильно отличавшиеся друг от друга. В этом Дигахали убедился, когда впервые побывал в большом городе. Его жители не походили на обитателей деревень даже внешне, не говоря уж о повадках и одежде.
В городе охотнику приходилось видеть уродов, о которых говорили, что их родители пили слишком много аджила. Кроме внешних особенностей, они отличались характерным взглядом, говорившим об умственной неполноценности. Странный человек обладал совсем маленькими, будто у птицы, глазами, напрочь лишёнными какой-либо выразительности. Интересной особенностью являлось полное отсутствие волос на голове и теле незнакомца. Охотнику приходилось слышать о племени, где шаманы практиковали удаление растительности с тела, чтобы волосы не мешали проведению каких-то особых обрядов.
Глядя на кожу совсем без татуировок, трудно было представить, что так может выглядеть шаман. Впрочем, Дигахали и без этого понял, что к лесным жителям странный человек не имеет никакого отношения. Невозможно нормально существовать в лесу, если у тебя такой недоразвитый нос и совсем крохотные уши, годившиеся, разве что для крота, а не для лесного жителя. Охотника немного смущало то, что незнакомец обратился к нему, используя наречие племени Куницы, причём говорил очень чисто, без всякого акцента. В этом он значительно превосходил Манфреда, хотя тот весьма сносно владел родным языком Дигахали.
— Доброй охоты, Куница, — вежливо произнёс охотник обязательную в таких случаях фразу. — Будь гостем возле моего костра. Позволь предложить тебе пищу, ниспосланную мне Духами Предков.
— По поводу куницы, костра и пищи я не совсем понял, — усмехнулся незнакомец. — Наверное, это ритуальное приветствие. Скажи мне лучше вот что: каким образом тебе удалось совершить фазовый переход? Для этого нужно выполнить ряд условий, до большинства из которых ты не в состоянии
