проблемы на плечи остальных. Одиночка обречён на поражение, если не позаботится найти людей, которые согласятся ему помочь. Причём, оказывать помощь способны как друзья, так и враги. Только первые делают это сознательно, а вторые могут и не догадываться о своей роли в чужом замысле".
"Размышляя, как человек, я попытался найти причину, которая мешает нам с тобой уйти отсюда. Это — охранники. Они многочисленны, вооружены и враждебно настроены. Мы не можем их разоружить, но в состоянии уменьшить численность и снизить враждебность".
"Интересно. И каким способом ты предлагаешь это сделать?".
"Ты мне рассказывал, что мы с тобой являемся частью плана неких людей. Нужно заслужить их доверие. Мы станем своими среди них, и это поможет снизить враждебность со стороны охранников. Тогда у нас появится шанс покинуть это место без особых повреждений".
"Идея хорошая. — Одобрил Ладвиг. — Но для её осуществления понадобится время".
"А также выдержка и осторожность. — Продолжил Напарник. — На первом этапе действовать будешь ты. Те, кто посадил нас сюда, должны убедиться, что всё идёт согласно их плану. Только в этом случае они успокоятся и утратят бдительность. Когда понадобится силовое решение проблемы, тогда наступит мой черёд".
— Эй! Здесь есть кто-нибудь?, — Крикнул Ладвиг, подойдя к оконцу в стене камеры.
Со стороны коридора раздались взволнованные голоса, несколько человек о чём-то заспорили, сразу же понизив тон разговора. Сержант сумел разобрать только слово "егермайстер", остальное заглушило невнятное бормотание.
— Передайте господину Манфреду, что я хотел бы с ним переговорить!, — Ладвиг прислушался, ожидая, что к нему кто-нибудь обратится. — Если мне нельзя выйти на обед в общую столовую, то принесите еды побольше. А то с такой кормёжки можно протянуть ноги. И не забудьте налить свежей воды в кувшин.
Только после этих слов к двери камеры приблизился человек.
— У вас будут ещё какие-нибудь пожелания?, — Вежливо осведомился он, остановившись в нескольких шагах от окна. — Говорите сразу. Всё, что могу для вас сделать лично я, будет выполнено без промедления. По поводу остального придётся ожидать решения начальства.
Рассмотреть человека в полутёмном коридоре не представлялось возможным, но его голос показался Ладвигу знакомым. Оставалось только вспомнить, кому он принадлежал. Перебрав несколько вариантов, и не найдя очевидного сходства ни с одним из них, сержант сдался. В конце концов, никакой особой важности в этой информации не было.
"Требуется помощь?", — Спросил Напарник, ощутивший, перемену в настроении Ладвига.
"Не могу сообразить, откуда мне известен голос этого человека".
"Я могу напомнить тебе обстоятельства вашей встречи".
В следующее мгновение сержант очутился в ещё не перестроенном внутреннем дворе замка, и пробегавший мимо него егерь зашипел сквозь зубы:
— Ты совсем из ума выжил? За каким дьяволом ты притащил сюда лошадь? Она сейчас взбесится и кого-нибудь обязательно покалечит! Уводи её быстрее, пока мастер не видит.
— Кто вас пустил сюда с лошадью?, — Раздался недовольный голос егермайстера. — Здесь разрешено находиться только пешим. Адольф, разберись с этим!
— Ваш голос мне знаком — Сказал Ладвиг. — Адольф, если не ошибаюсь?
— У вас хорошая память, господин сержант.
— Вы мне льстите. Я хорошо запоминаю лица людей, но не их имена. Вы передадите егермайстеру Манфреду мою просьбу о встрече с ним?
— Я не имею права покидать свой пост. Его известит другой человек.
— Мне кажется, или в замке введён усиленный режим несения службы?, — Спросил Ладвиг, надеясь выведать у Адольфа как можно больше сведений. — Ещё совсем недавно этот коридор не охранялся так тщательно.
— Вы совершенно правы, господин сержант. Всё дело во вражеских шпионах. От их рук погиб один из надзирателей. Нам приказано охранять вас и вашего напарника круглые сутки.
"Блистательная охрана, — язвительно подумал Ладвиг. — Нужно обладать недюжинным талантом, чтобы не заметить четырёх наглых хулиганов, заявившихся ночью ко мне в камеру".
— Теперь всё стало ясно, — сказал он вслух. — Шпионов уже поймали?
— Насколько мне известно — нет. Эти люди хитры, изворотливы и не оставляют следов, по которым можно их изобличить. Если у вас нет других пожеланий, господин сержант, тогда я вернусь на свой пост.
— Благодарю вас, Адольф, мне больше ничего не нужно.