— Спят все небось. Енси прилетел тихо, — проговорил Люк и помог Мэши спуститься. — Ладно, у ма всегда есть еда. Сейчас найдем чего-нибудь…
— Ты что, голодный? — не поняла Мэши.
— Конечно. После такого полета есть ужасно хочется…
Жак был, видимо, такого же мнения, потому что оба кинулись к костру. Мэши пошла за ними и увидела, что чуть дальше стояли две большие железные бочки, а рядом с ними — стол с каменной столешницей. На столе — большой казан, накрытый крышкой, несколько широких лепешек, сложенных на тарелке одна на другую, и два смешных кривобоких глиняных кувшина с узкими горлышками.
— Ма замесила, видать, последнюю муккоки… — сказал Люк и схватился за лепешку.
— А ну-ка пошли руки помыли оба, обормоты! — раздалось от ближайшей палатки, и Мэши увидела высокую черноволосую женщину.
Была она строгой и даже сердитой. Волосы убраны в четыре косы, на шее — длинное ожерелье, в ухе — небольшое колечко. Похожая сережка висела и в ухе Люка. Платье на женщине было без рукавов и доставало до щиколоток. Узкое, строгое, с простенькой вышивкой по горловине.
— Откуда это вас принесло ночью? — спросила она, решительно направляясь к Люку.
Тот поспешил к бочкам, зачерпнул и торопливо сполоснул ладони. После позвал Мэши:
— Иди, полью.
Вода оказалась теплой, видимо действительно нагрелась на солнце.
— У Мэй нашлись энергики, и она дала их для Енси. Оказывается, дракоша наш умеет летать и от камней, ма. Как там Городской?
— Лихорадит его. Непривычен он к нашей жаре. Ешьте и ложитесь спать.
Женщина не спросила, привез ли Люк продукты, но подошла к Жаку, подняла ладонью его лицо за подбородок, всмотрелась в глаза и проговорила:
— Хвала Настоящей Матери. Вы живы, ребятки. Ешьте и ложитесь, утром Земля даст мудрости.
— Яйцо Хмуса у нас, и совсем скоро появится новый дракон.
Женщина ничего не ответила. Выпрямилась, повернулась к темному зеву палатки и велела напоследок:
— Городской спит в твоей палатке, Люк. Пусть девочка ложится там же.
Люк тряхнул мокрыми руками и деловито спросил у Мэши:
— Есть хочешь?
— Нет.
— Тогда иди спать.
Он схватил Мэши за руку — довольно быстро и бесцеремонно — и потянул за собой. Обогнул главный вход, и перед Мэши оказалась черная боковая стена из кожи — видимо, еще одна пристроенная часть палатки. Вход в нее закрывал узкий тканевый полог, который Люк откинул рукой.
Внутри горела маленькая плошка с тонюсеньким огоньком. Она освещала разве что небольшое пространство около себя. Стоял этот примитивный огонек на каменной низкой столешнице, которая возвышалась от кожаного пола палатки едва ли на ладонь. Тени на стенах слегка подрагивали, в открытое квадратное окошко залетал прохладный ветерок.
Отца Мэши увидела сразу — он лежал на расстеленной шкуре, головой к кожаной палаточной стене, окруженный несколькими подушками. Он спал, но дышал тяжело, и под глазами у него залегли глубокие тени. Или это только казалось в сумраке?
— Вот, ложись здесь. — Люк ткнул пальцем в другой угол палатки, где тоже лежала широкая шкура, покрытая чем-то цветным и мягким, и груда подушек.
Голова Люка исчезла за тканевым пологом, и Мэши осталась в немного душной палатке одна. Если не считать спящего отца.
Она присела на корточки, стянула ботинки и проползла чуть дальше, туда, где лежал отец. Всмотрелась в родные черты, приподняв светильник. Губы отца потрескались и побелели, зато лоб был горячий, точно печка. Плечо было перевязано чистой тканью, руки лежали на животе.
Он дышали, значит, был живой. Значит, он поправится. Сколько для этого надо времени? Дня два хватит?
Видимо, придется два дня ночевать в палатке, где под кожаным полом поскрипывает песок, а стены подрагивают от малейшего ветра. Ничего себе — убежище…
Мэши вздохнула и завалилась на подушки. Здесь можно обойтись и без укрывания — и так тепло. Просто устраиваешься прямо на полу, на подушках и засыпаешь… Действительно — никаких сложностей. И можно спать прямо в одежде…
Дальше Мэши не успела подумать ни о чем — уснула.
3
