Железный захват разжался. Прозвучали тихие шаги.
Рем пролежал еще пару минут, потом скрипнул зубами и поднялся. Угрозы незнакомца были более чем серьезны. Но… еще и это? Вдобавок к прежнему унижению?
Ну нет! Эта соплячка от него не уйдет!
Сейчас он отправится в казармы, а потом, чуть позже, навестит ее дом. Кажется, она еще задержится на празднике? Вот и отлично. Будет время и себя в порядок привести, и до девчонкиного дома дойти. Ей наверняка понравится, она потом еще сама попросит!
Рамон Моринар смотрел на площадь.
– Потанцуем, красавчик?
Симпатичная девушка положила ему руку на плечо.
Рамон коснулся тонкой талии.
– Пойдем, красавица!
Здесь и сейчас он был не герцогом Моринаром. Просто – мужчиной. Затем и пришел. Мог бы гулять на празднике в Белом городе, мог сейчас смотреть на придворных дам…
Не хотелось.
Сбежал и от них, и от себя. Оделся попроще и удрал в Зеленый город. И танцевал, пил вино, смеялся грубоватым шуткам.
Никто здесь не признавал в нем герцога. Никто ничего не требовал, не смотрел подобострастно, не предлагался ради денег или титула, не льстил, не лебезил, не пресмыкался. Здесь он может познакомиться с симпатичной девушкой, весело провести ночь, а наутро вернуться во дворец.
Здесь он может и вступиться за девушку.
Малышку в черном он заметил не сразу, только когда она ушла от своего разряженного сопровождающего. Чем-то она сильно выделялась из толпы. Осанкой королевы? Жестами? Непривычным для этого места платьем? Девушки все одевались в пестрое, яркое, открытое, а эта… словно из монастыря. Ей к лицу, это верно, но…
Черная лилия в букете полевых цветов.
Рамон и сам не понял, чем его оскорбил поступок громилы-десятника. Но царапнуло.
Неприятно, нехорошо…
Совсем соплюшка ведь, а этот кобель к ней лезет, не глядя ни на что! Надо завтра проверить его, и – если что – занять делом. Чтобы неповадно было.
Тонкие пальцы скользнули по лицу герцога.
– Ты такой бука…
– Твоего очарования на двоих хватит, – отшутился Рамон.
Сжал тонкую талию и отдался веселому танцу. Музыканты играли так, как и не снилось их дворцовым собратьям. Душу в звуки музыки вкладывали.
Это танец любви, это песня огня.
Поцелуи твои – как огонь для меня…
Огонь. Да, огонь. Как хочется хотя бы сегодня забыть обо всем и согреться! Как же холодно и тоскливо на душе.
Об этом мне предстояло узнать спустя три часа. Надолго я задерживаться не стала, памятуя о контрабандистах. Угорь постепенно выздоравливал, и, хотя я опасалась рецидива, самое страшное уже миновало. Температуры не было, заражения удалось избежать, кишечник работал нормально.
Оставалось его только выхаживать.
Кажется, контрабандисты меня убивать не собирались, здраво рассудив, что лекарей не напасешься, а личная лекарка, к которой можно обратиться, которая не выдаст и которая знает свое ремесло, – это ценность. А ценности надо беречь.
Я тоже не возражала.
Отлично понимала, что они занимаются нехорошим делом, что нарушают закон и вообще – в тюрьме всех вылечат, на плахе здоровыми окажутся, но отказать не могла. Дар меня просто огнем жег. Отказать кому-то в помощи для меня становилось немыслимо. Я должна лечить, это сильнее меня.
И даже так…
Я заметила, что любая трава у меня на огороде, цветы на окнах и рассада в специальных деревянных кадках цвели и пушились так, словно собирались три урожая за год дать. Даже соседей это затронуло. Кажется, я становилась сильнее. Или просто дар раскрывался?
