Ни единого момента смерти животного не оказалось в архивах записей. Не удивительно, что ЦКЗ сам не забил тревогу. Идеальное преступление.
Этот факт доказывал две вещи: тварь все же существовала и обладала невероятной способностью к получению информации. Более того, Центральный Компьютер Земли спроектировал ее мышление как высокоразвитое, негуманоидное, нацеленное на уничтожение и творчески к нему относящееся.
Невидимый и смертельно опасный негуманоид с маниакальной страстью к уничтожению бродил по планете Земля? Чушь собачья. Бурные фантазии авторов античных романов. Он сам хотел когда-то написать такую историю.
Но была и еще более странная характеристика: способ мышления компьютер определял как цельно-фрагментарный. То есть части того, что можно было бы назвать мозгом, работали то совместно, то по отдельности. Правда, степень верности сделанных выводов о самом «убийце» и возможность существования подобного инопланетного разума ЦКЗ оценивал как пятидесятипроцентную. Вероятность ошибки слишком велика, чтобы версию можно было считать рабочей.
И главное, не было никакого желания в нее верить.
Пока Ларский просматривал полученные данные, рука так и тянулась смять изображение и послать в пределы все свои бредовые опасения.
Тем более, что за три последних месяца ничего похожего на эти убийства не произошло. Ну, если не считать второго таракана.
Хотелось бы его не считать. Но он был жирной точкой в этой истории, а может, жирной запятой? Не погиб ли второй таракан от той же твари, что и первый, только покинувшей Землю и добравшейся до Луны? Тогда зачем добравшейся? Из-за особой любви к уничтожению инсектоидов? Ведь только их тела были превращены в сочные горки.
Вокруг Ларского стало темнее, он поднял голову и понял, что очутился в буковой аллее. Этих буков, как и многих других деревьев, не должно было быть в Макао. Это не их земля, не их воздух и почва. Но все же они росли здесь уже сотни лет. Китайцы со своей неутомимой суетой вокруг философии парков не могли ни восторгаться величественным духом этих деревьев. Поодиночке буки выглядели, как богатыри, а сомкнутые в строю аллеи становились дружиной. В такой компании легко убедить себя, что самостоятельно справишься с инопланетной дрянью, если она существует.
Мысли разбегались по дорожкам множества версий, ни одна из которых не казалась правдоподобной. Одно можно было сказать наверняка – тварь имела космическое происхождение и каким-то образом очутилась на Земле. Но как именно?
Мог быть вариант ее случайного попадания. Перемещаясь по космосу, пройдя каким-то образом все кордоны, она явилась сюда в одиночестве? Или были другие твари, которые еще себя не проявили? Пока им в зубы не попался инсектоид. Первая жертва и, видимо, большая вкуснятина. Интересно, чем ей не понравился изоморф? Да кому может понравиться эта меняющая форму скотина с присосками? Хотя тварь сама способна менять форму – уж не родственники ли они с гостем из Орфорта.
Или инсектоиды сами были переносчиками этой заразы? Притащили ее на Землю и сдохли? И объединяло их одно – участие в операции, связанной с застрявшим невесть где гиперфлотом Штрауса. Этот вариант событий нравился Ларскому еще меньше, чем первый. Он мог грозить чем-то более масштабным, чем захват случайно занесенного на Землю одиночного инопланетного хищника с цельно-фрагментарным мышлением.
Никита ускорил шаг, ему хотелось свернуть с широкой тропы, вырваться из-под сомкнувшегося над головой шатра зеленых крон и голых стволов, наступавших на него с двух сторон. Чтобы понять, увязать все факты и определиться с версией, ему нужно как-то суметь отстраниться от разраставшейся внутри тревоги и увидеть ситуацию целиком.
В сотне метров впереди был широкий, яркий проход, откуда проглядывала трава и ярко-красные пятна – наверное, головки цветов, в которых Ларский ни черта лысого не смыслил. Сейчас ему нужно найти беседку. Хорошо бы с высокой крышей над головой и у тихого водоема, окруженного зеленью и сонными тушами камней.
Приблизившись к проходу, он понял, что от светлого, открытого пространства его отделял гигантский дендротрон. Живая древесная стена разворачивалась вширь уступами, лесенками и переходами, понималась вверх изящными, покрытыми темной корой башенками с узкими бойницами, дышала на разных уровнях орнаментом сказочных фигурок, кора которых была светло-серой или нежно-зеленой. В сравнении со стеной дендротрона буки уже не казались гигантами, она поднималась, как доисторическая замковая крепость, метров на тридцать, а дальше начиналась сплошная густая крона – хвойные лапы тянулись куда выше древесных стен.
Сразу вспомнился отец – всегда несколько угрюмый, отгородившийся от людей, лишних технологий и информации. Он был асом дендротронологии: рисовал и чертил конструкции, виртуозно биопрограммировал их, разрабатывая самые необычные схемы регенерации и роста растений, и своими руками воплощал в реальность. Больше других деревьев он любил работать с березой.
Собственно сам проход в дендротроне был распахнутыми воротами, к которым вели богатыри-буки. Возможно, за ним обнаружится беседка? Ларский сделал несколько шагов, вдохнул открывшийся живописный простор и замер, внезапно понимая, куда его привели ноги.
Здесь начинались угодья, предназначенные для существ давно и безнадежно поработивших человечество, – детишек. Но что хуже всего, Ларский прекрасно знал место, куда попал – эту карамельную поляну с плавучими островами вокруг Дома-раковины. Проект Лизы. Единственный ее дизайнерский проект на Макао – место-мечта для юных принцесс.
