сказал, что ей тоже придется прочитать мне вот эту хорошую книжку. И мама вечерами читала ее мне, переживая вместе со мной и с сожалением перевернув последнюю страницу. А потом она велела отнести больной артистке тете Вале мармелад собственного изготовления. Мама варила сахарную свеклу, выпаривала жидкость, потом густую массу подсушивала и ровненько, аккуратненько, как все делала, разрезала на квадратики. С этим мармеладом можно было и чай пить, и просто так с хлебом есть. Конечно, сначала я носил мармеладинки на пробу Розе, и она похвалила мою маму, сказала, что и ее
— Разные они, — вздохнула она. — Эмма — девочка избалованная, интеллигентная, музыкальная.
— А он хороший, добрый, — защитил я Борю, и тетя Валя заплакала.
Папа как-то вечером сказал: «Завтра все пойдем картошку сажать». С утра перед домом собрались заводские и местные. С мешками, корзинами, вилами, лопатами — кто что нашел. Картошку везли дядя Степан на телеге и Боря на своем тракторе с прицепом. Вскинули лопаты с вилами на плечи и пошли. Роза тоже хотела лопату взять, но Фрося отняла. Жиличка наша бывшая шагала по пыли в своих туфельках всепогодных, а рядом с ней Эмма, которую Боря напрасно уговаривал подвезти. Девушка только рукой ему махала, дескать, сама дойду, не беспокойся.
Я представлял ровное вспаханное поле, грядки и колышки, а увидел вздыбленные пласты целинной земли, мышиные норы и убегающих в панике тарантулов и полевок.
— Боронить бы надо, — сказала тетя Фрося. — Куда ж тут картошку бросать — не взойдет.
Женщины негромко загудели, поддерживая Фросю. Какой-то коренастый местный начальник объявил, что боронить некому, да и бороны все на севе, спасибо, что такую землю дали. Дядя Степан посмотрел на папу:
— Может, наших пацанов из цеха приобщить? Разом вскопают.
Но папа отрицательно покачал головой:
— Какие они копальщики на таких харчах. Давайте уж побросаем картошку поровней, присыплем ее, польем, авось взойдет — земля-то вон какая жирная.
— Да, земля у нас жирная, — подтвердил плечистый начальник, разделся до пояса, взвалил на плечо корзину с картошкой и посмотрел на Фросю: — Пойдем, бросать будешь.
Фрося взяла в руки картофелину и запустила ее под земляной пласт, переплетенный старыми корнями. Подбежали местные ребятишки в жилетках и тюбетейках. Начальник что-то сказал им по-своему, поставил корзину на землю, чтобы ребятня смогла дотянуться, и они тоже начали картошку в пласты кидать; получалось у них так ловко, что коренастый заулыбался, а потом прищурил узкие глазки и посмотрел на нас, пришлых.
Понятно, что мы не захотели отставать. Местные мальчишки над нами вежливо посмеивались, а девочки с ожерельями из монет и со смешными тонкими косичками, которых было не сосчитать, приседали и хихикали. Начальник снова сказал им что-то на своем языке, и они всей гурьбой побежали к реке, а когда вернулись обратно и доложили о чем-то начальнику, тот покивал одобрительно.
Втянулись в работу и наши привычные ко всему (кроме мышей) мамы. Роза работала наравне со всеми. И откуда только у нее силы взялись, у худенькой девушки в туфельках! Она не отпрыгивала, когда мыши так и норовили вскочить ей на ноги, не взвизгивала, как другие женщины.
К вечеру, когда мы закончили посадку, от реки приехала пожарная машина и стала поливать наш большой огород. Все разбрелись уверенные, что потрудились зря — не прорастет через эти пласты картошка. Мужчины подались на свой завод, Боря уговорил-таки сесть в кабину усталую Эмму и поехал ставить трактор, а дядя Степан повез на склад пустые корзинки.
Пол-лета мы с ребятами бегали смотреть, не взошло ли что. Сначала чуть ли не каждый день, потом все реже и реже, а потом и вовсе забыли про картошку, и без нее было чем заняться. Мы наблюдали, как быстро меняется степь — становится сухой и какой-то ржавой, в трещинах. Лишь местами седой ковыль красиво переливался волнами да цвели какие-то кустики. В солдатском котелке, где я тополь сажал, вроде бы рос такой же, видно, в земле семечко оказалось. Только мой кустик уже отцвел, и появилась одна сочная темно-фиолетовая ягода, похожая на смородину. Знать бы, съедобная она или нет? Позвал Ваську. Он голову ломал недолго — сорвал ягоду и съел.
— Сладенькая, — почмокал губами:
— Ой! — только и сказал я.
Васька затянул:
— Если что, схороните меня под ракитой. Кстати, что такое ракита? Слушай, я такие кустики еще у речки видел и в овраге тоже. Помнишь? Только там они без ягод.
Что такое ракита, нам было плевать, важно было другое: что ж такое в котелке и в овраге растет? Васька предложил сорвать один куст без ягод и показать дома. Сорвали, показали. Васькина мать сказала, что это паслён, как картошка, помидоры, табак и белена — одно семейство. Вот те раз! Откуда она все знает!.. Васька побледнел и пролепетал испуганно:
