случайно, нету? Привет ей передавайте! От хлопчика Степки, что на целине был!
Эшелон быстро набирает ход. Бабоньки остались с полными кринками, а мы без молока. Рассоха смотрит на меня счастливыми глазами:
— Наши, по лицам вижу: наши! И места мои родные. Там мы в самолеты с пацанами играли! Во-он, видишь, труба дымит!
Господи, боже ты мой! Неужели это те самые места, где я тогда мальчишкой замерзал в немецком самолете! Проехали, промелькнули. Может, те, а может, другие…
Старшина и портянки
Наша растрепанная команда вылезает на конечной станции. Растерянно оглядываемся по сторонам. Вдали зеленеют горы, плывут облака. На перроне стоит мужик в странной белой куртке с цветастым поясом, в расписной шляпе, на ногах то ли лапти, то ли ботинки такие кожаные.
— Гуцул прикарпатский, — поясняет мне Рассоха. — Веселый народ, добрый. Да ты сам скоро увидишь. Лезь в машину.
Полезли, поехали. Не наша сторона, но красивая — зеленая, цветная, какая-то праздничная. Чистенькие домики, тропиночки, пригорочки, церквушка на горушке. А вот и забор кирпичный, КПП, солдат в зеленом бушлате. Проверил бумаги, поднял полосатый шлагбаум. Здравствуй, армия советская! Рассоха махнул мне рукой и побежал куда-то.
А нам оглядеться не дали — сразу на плац, на построение. Потолкались, кое-как вытянулись в одну кривую шеренгу. Перед нами группа офицеров, смотрят, оценивают. Вперед выходит худенький полковник, начинает что-то говорить, рукой иногда взмахивая. Ветер мешает услышать все слова. Однако понятно: поздравляет он нас с прибытием в прославленный полк, надеется, что не уроним мы его героической славы, умножим и сохраним. Потом вышел другой, подполковник, голос зычный, команды краткие:
— Кто со средним образованием — три шага вперед!
Вспомнил я Володины слова насчет сержантской школы и сделал три шага, роковых или нет — там разберемся. Построили нас в две шеренги, куда-то повели. Оказалось — в баню. Велели свое штатское барахло оставить в предбаннике, посмотрели, все ли стрижены под ноль, раздали мыло и допустили к парной, к шайкам, к душу. Голый народ был самый разный: хлипкий и крепкий, бледный и коричневый, а вон тот, на лавке, какой-то весь в синих пятнах.
— Что за татуировка у тебя? — спросил какой-то намыленный, и пятнистый нехотя пояснил, что это угольная пыль из шахты осталась в ссадинах и порезах.
Тут же и познакомились — кто откуда, кто кем был. Разные ребята: большинство со школьной скамьи, но кто-то успел поработать — в поле, на шахте. Таких сразу видно: уверенные они какие-то, не суетливые. В предбаннике кальсоны-рубахи сразу не хватают, берут то, что по росту, надевают неспешно, но быстрее нас всех, нам то длинно, то коротко, меняемся, подгоняем одёжку. Наконец, оделись, застегнулись, кальсоны внизу завязали — готовы!
Повели нас в другую комнату, где расторопный Рассоха с двумя такими же ребятами выдавали обмундирование, особенно придирчиво спрашивая размеры сапог. Надел я гимнастерку, зеленые штаны, кое-как обмотал ноги портянками, забил их в сапоги, встал довольный — ну, куда дальше?
— Школа, строиться! — послышалась команда.
«Строиться, так строиться», — уже веселее подумал я и потопал в большой зал, где расхаживал широкоплечий красивый старшина, чуть седоватый, с очень темными глазами. Сейчас начнет про оружие рассказывать. Читал я об этом самом: высятся в лесу ракеты, крутятся локаторы. Кругом ни души, одна сплошная электроника да кибернетика. На экране светлячком ползет цель. Жмешь кнопку — ракета пошла…
А тут: сапоги, портянки. Поглядел я вокруг, никого не узнавая. Обрядили нас в одинаковое, и стали мы все такие похожие, ну словно горошины по лавке раскатились! Кто теперь нас в кулак соберет? Стар-ши-на!
— С чего солдат начинается? — спрашивает он, кратко представившись и прохаживаясь перед нашим свежезеленым строем. И сам отвечает: — С портянок!
Мы осторожно хмыкнули, оценив шутку. Самый смелый вякнул:
— А ракеты?
— Р-разговорчики в строю! — осадил его старшина и потом так сказал: — Между прочим, ствольная артиллерия на данном этапе остается мощной огневой силой. Нам с вами надлежит сурьезно, по-боевому овладеть этой силой. Ясно?
Я тут же подумал: «Старшина был невысок, но сурьезен. Как бугай». Подумал и стал глядеть на него сквозь легкую дымку насмешки. У старшины были седые виски, каменный подбородок с ямочкой и спина… Такая спинища! Как шкаф! Вот сейчас нагнется — и с треском лопнут ремни!
— О чем мечтаете, курсант?
Стоит передо мной, глаза совсем не сердитые, вроде даже грустные глаза.
