вдруг резкое:
— Школа, встать! На выход марш!
А на выходе уже сержант поджидает:
— Школа-а, бего-ом…арш!
Побежали, заплетаясь ногами, запыхтели, сон, правда, пропал. Распаренные, краснолицые шумно уселись за столы. Голос у замполита мягкий, отеческий:
— Доброе утро, товарищи курсанты. Теперь и послушать можно. Курсант Леонов прочитает нам передовицу. Он, к вашему сведению, филолог, в пединституте учился. Человек грамотный. Прошу.
Передовицу так передовицу. Читаю, особо не вникаю в смысл читаемого. Венгерские события, интернациональный долг, наш ответ контрреволюции. Фразы какие-то обтекаемые, слова округленные. Всё это мы слышали не раз. Как там на самом-то деле, что там происходит, где парни из нашей части? Вопросы не задаем — ответ получим такой же расплывчатый.
Да особенно вникать и некогда. После политики нас ждет строевая. Взводные разобрали своих ребят, приказали надеть «шинеля», взять учебные карабины и построиться на плацу. Наш маленький комвзвод выглядит комично, затянутый ремнями, с огромной кобурой пистолета Стечкина. Голос у старлея пронзительный, команды резкие. Шагаем, поворачиваемся, оружие на руку, оружие к ноге, на плечо, на землю. Кругом, бегом, пешком, языки на плечо. Короче, загонял. Мало того, уже в казарме молча построил нас, кивнул нашим сержантам, которые тоже встали перед нами, все пятеро лихих и суровых дедов, — грудь колесом, значки сверкают, ремни затянуты. Гимнастерки так забраны под ремень, что стали короткими, а у нас висят, как бабские юбки. Сразу видно бывалых солдат и нас, зеленых. Те и ходят-то как-то свободно, легко, а не волочат сапоги за собой.
— Сравните, — грустно сказал наш взводный командир. Мог не говорить, и так все ясно и понятно.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? — послышался веселый голосок нахала Жукова. — Разрешили. И Ваня так же весело спросил: — А товарищи сержанты сразу такими замечательными стали?
Взводный нахмурился, покачал головой и сказал потом:
— Сразу, курсант Жуков, ничего не делается. И вы таким же будете, я вам обещаю. А теперь товарищи сержанты свободны, а остальным — в класс!
А потом он же в классе опять нудит, как и неделю назад. Учит нас катушки с проводом таскать, зеленую тяжелую рацию осваивать, на ключе работать, азбуку Морзе накрепко запоминать: точка-тире, тире-точка… Эх, водички бы три глоточка!
Столько-то раз в неделю обязательная физподготовка, без нее солдат не солдат. Накрепко запомню, как впервые привели нас в спортзал. Сам начальник Лопач привел. Мы у одной стенки встали, у другой наши воспитатели расселись — офицеры, сержанты. Веселые, будто на выступление юмористов пришли. Только старшина сидит филин филином, на наши сапоги зорко глядит — хорошо ли начищены?
Осмотрелись мы. Вроде ничего страшного. Перекладина, брусья мне знакомы, в институте такое было. Но длинная кожаная скотина пугает. Лопач похлопал ее по спине:
— Конь. Прыгать, значит, так…
Снял ремень, шинель. Неужели сиганет, с брюшком-то? Разбежался. Оп! Стукнули сапоги о мостик, ударили ладони по коню, тяжелое тело командира неожиданно легко перемахнуло снаряд, аж ветерок прошел! Встал, не шелохнувшись, как дуб. Спросил вроде как ласково:
— Ясно?
— Ясно, — смело ответил Ванька Жуков. — Только как прыгать — неясно.
— А вы попробуйте.
Нехотя, как бы делая одолжение, прыгнул Жуков.
Ловко получилось. Лопач кивнул: молодец. Пришла и наша очередь мучить коня. Топ-топ сапоги, шлеп-шлеп ладони. Кто мигом через скотину летит, кто на ней застревает. Я тоже разбегаюсь, прыгаю, отталкиваюсь, ладонями по коже луплю. На скамейке, где сидят сержанты, сдержанный смешок. Я сижу верхом на коне. Ноют ладони, болит отбитый зад. Подполковник надел шинель, затянул ремень, буднично приказал старшине:
— Прыгнувших отпустить вечером в клуб, остальным продолжать занятия.
Остальных-то добрая половина набралась. Через час еще кто-то стал счастливее, кто-то, в том числе и я, — грустнее. Одним светит кино, другим — кухня.
— Ничего, — сказал неудачникам усталый старшина. — Завтра продолжим, завтра у вас получится, я уверен. Выходи строиться.
Он пропустил всех вперед, сам, выдохнув и прищурясь, легко перемахнул через коня и вышел, на меня не оглядываясь. Когда дверь за ним закрылась, что-то вдруг приподняло меня, и я, сам от себя такой прыти не ожидая, перелетел через проклятого коня.
— Ну вот. Я ж говорил — получится.
В дверях стоял старшина, непроницаемо смотрел на меня.
— Выходите строиться, курсант Леонов.
