тогда я уже ни в чем не был уверен.
? Ты только вступил в орден? — пораженно спросил я, глядя на этого спокойного совсем невинного ребенка, просто оказавшегося не в том окружении.
Сэт посмотрел на меня большими грустными глазами и удивительно грустно улыбнулся.
? Нет, я в ордене почти 2 года…
? Невероятно! — воскликнул Валера.
? Мне все так говорят, — прошептал тихо мальчик. — Вы далеко не первый, Валерий Александрович.
Я пораженно замер, не понимая, откуда он мог знать имя Шпилева, а Валеру передернуло. Я до сих пор не могу понять, что именно происходило внутри моего друга, почему в его глазах застыла ненависть к мальчику, совершенно ни в чем не виновному. Я даже не успел среагировать, а он схватил со стола пистолет и ударил мальчишку по голове. До меня как из тумана донесся глухой звук удара, но мальчишка не вскрикнул, не дернулся, лишь нижняя губа его чуть вздрогнула. Он побледнел, губы чуть посинели. На лоб мальчишки скатилась кровь, густой струей неспешно скатываясь на щеку.
? Помни свое место! — крикнул Валере и тут же ударил его со всей силы по лицу.
Сэт уронил голову, не выдав ни звука, а Валера ошарашено смотрел на свою руку, замазанную кровью ребенка.
? Сволочь! Дрянь! Малолетняя тварь! — заорал неожиданно Валера и бросился на мальчишку с кулаками.
Только я не позволил ему тронуть этого ребенка. Просто не мог, боясь, что мой друг просто убьет этого мальчишку. Силы у меня было достаточно, что бы не только удержать его, но и оттащить от этого мальчишки.
? Ты что творишь, Валер!? Он всего-навсего ребенок, — тихо, что бы меня не слышал наш пленник спросил я.
? Чего?! Ребенок! Вот именно! Это просто жутко… Он еще ребенок, но души у него уже нет!
? Почему?
? Посмотри на него ему на все плевать. В его глазах пустота. Он бездушное пустое существо, — шептал мне Шпилев в ответ, — заметь не человек, а существо. Я ненавижу таких гордых, бездушный, пустых внутри и высокомерных в виде.
? Но он же не виновен.
? Как это не виновный? А кто тогда виноват? Человек — сам творец своей души!
? Но он дитя. Ему не больше одиннадцати лет.
? Тогда мне его жаль, но он уже мертв.
? Это не значит, что его надо убивать!
? Это не убийство, я облегчу его страдания…
? Изуродовав ему лицо?! Ты в своем уме! — я тряханул Валеру за плечи, и он как-то резко стих.
? Возможно, ты прав, — шепнул он рассеянно.
Больше он не стал не трогать, не бить, ни даже просто разговаривать с Сэтом. Он просто вышел, позвал двух помощников, те вывели Сэта и заперли в подвале.
На этом все как будто бы стихло. Дальше началась рутина. Мы ежедневно отправляли Илье угрозы с требованием сдаться, но ничего не происходило. Илья просто не реагировал. Прошел целый месяц, целый месяц рутинных нервов, будто Вересова не интересовала судьба ученика вовсе, а вся та привязанность была лишь фальшам. Это очень мучило и злило Шпилева, тогда я, совсем не зная, что и делать пошел один к Сэту, даже не зная, что могу сказать этому ребенку.
Помню, как сейчас, в подвале было холодно и сыро. Когда я вошел и спокойно без тени страха посмотрел на меня. Вид у него был все же жутковат. Странная серо-мертвецкая тень лежала на его лице. Бледный, слабый, исхудавший за этот месяц, но уверенно стоящий на ногах. Он просто смотрел на меня своими большими спокойными глазами и молчал.
? Судя по всему Илья не собирается тебя спасать, — хладнокровно сообщил я.
Однако в моем голосе не было ни желания поиздеваться над этим юным замученным ребенком, но мне была крайне важна и интересна его реакция на такой вердикт.
Мальчишка холодно посмотрел на меня, казалось, его не только не напугала, но и не удивило это известие.
? А с чего вы вообще взяли, что он будет меня спасать? — голос мальчишки был тих, но уверенный и спокойный.
? Ну как? Ты его любимый ученик и все такое…
В глазах этого ребенка возникла дерзкая насмешка да же с неким призрением.
? Вы наивны, как дети. Любовь магов к ученикам слишком относительна. Одно дело любить и гордиться талантливыми и совершенно иное в любви к слабым и жалким. Зачем ему отдавать жизнь за чужого ребенка, слабого, бездарного и больного? Зачем бороться за зерно, что никогда не даст плодов? — он говорил спокойно, без слез, истерик и даже обид, просто говорил, сообщал будто все это не касалось его вовсе. — Зачем?
Я смотрел на него и молчал, не зная что сказать и как именно молчать после этих слов. Я не знал насколько он прав и насколько он искренний, и даже
