Дальше речь шла о броневике, так что было понятно, кто это он – разумеется, он – это Ленин едет на броневике, а рабочие на заводах видят и кричат друг другу: «Он, он!» – то есть Ленин, смотрите!.. Не понятно значение слова «адвокатский». И что значит «задать адвокатский тон»? С какой стати задавать его революции и почему этим занимается Керенский. И что это у него за победа такая, и почему он в ней решил искупаться?
Должен заметить, что первоклассники тех лет были осведомленнее нынешних – во всяком случае, по части родной истории. Мы знали не только о том, что был Ленин, но и о том, что были другие – например, Каплан, Керенский. Про Каплан я еще до школы слышал во дворе от одного мальчика, что Ленин простил Каплан и она до сих пор жива и проживает где-то в Сибири. А про Керенского я знал, что он убежал в женском платье. А еще был Котовский, которого показывали по телевизору: «Ноги на стол! Я Котовский!» – это знали все в школе.
Почему город заплывал салом, я и сейчас не совсем понимаю – есть версии, но в них не уверен. С броневиком проще. На стене в школе у нас был изображен броневик, и Ленин на нем стоял и протягивал руку. Так что с броневиком все понятно было. И, конечно, «Аврора». Правда, Ленин, когда «Аврора» стреляла, был не на ней, а в Смольном. Да: броневик, шалаш, «Аврора», Смольный. Вот наша история.
Только сало-то все-таки тут при чем? Да и далее, после сала, как-то смысл затуманивался. Определенно, Маяковский – сложный поэт.
И тем не менее запомнилось очень легко – просто само влезло в голову.
Пришли родители. Удивились выбору. Проявления самостоятельности в семье ценились. Отец попытался проинтерпретировать поведение Керенского и разъяснить значение некоторых слов. Он мне всегда все объяснял обстоятельно. Я решил, что я кое-что стал улавливать. Были вопросы по форме – что смущало, так это сама «лесенка» Маяковского – я все еще не понимал, для чего так коряво печатают его стихи.
Не знаю, сам ли отец мой до этого додумался или их так учили в школе, но объяснение его было следующим. Он сказал: «Понимаешь, Маяковский выступал на площадях при большом скоплении народа, а звук в воздухе распространяется со скоростью триста шестьдесят метров в секунду, ну я тебе уже про это рассказывал, здесь неизбежна задержка фронта звуковой волны, – иными словами, Маяковский должен был выкрикивать слова по отдельности, чтобы каждое могли услышать на задних рядах, это и отражено в книге, тут просто показано, как это надо читать. Это же ораторские стихи, понимаешь?»
Я понял.
Я понял, что должен читать как оратор.
Жюри из шести человек сидело за тремя сдвинутыми столиками. Добрый дедушка Ленин, окруженный детьми, висел на стене. В состав жюри входили: наша учительница Вера Александровна, школьный библиотекарь, не помню имени-отчества (она всегда заставляла нас пересказывать содержание прочитанных книг, прежде чем выдать новые на руки), студентка-практикантка в квадратных очках, старшая пионервожатая, озадаченная еще и шефством над октябрятами, каковыми мы были, а также двое с виду суровых мужчин, что-то, вероятно, преподающих в старших классах (один из них, догадываюсь, был секретарем парторганизации преподавательского состава, или как она там могла называться).
Конкурсанты выступали с какими-то малышовыми несерьезными стихами, а члены жюри, с одинаковым вниманием всех выслушивая, поощряли каждого прочитавшего словами «очень хорошо» или «молодец, спасибо».
То-то будет, когда я выступлю!
Я чувствовал: у меня нет конкурентов.
По алфавиту мне надлежало читать где-то в середине мероприятия.
Когда пришла моя минута, я занял место перед жюри и объявил, как полагается, свой номер:
– Владимир Маяковский. «Ленин с нами».
После чего набрал воздуха в грудь и закричал:
– Купался!!!
Потом сделал необходимую паузу, чтобы воображаемая публика как бы на городской площади услышала мое «купался» в самых последних рядах, и выкрикнул имя того, кто собственно купался:
– Керенский!!!
И теперь уже – где купался (это была третья ступенька лесенки):
– В своей победе!!!
– Задав!!!
– Революции!!!
– Адвокатский тон!!!
Поглощенность образом поэта-трибуна не помешала мне заметить некоторую странность в поведении членов жюри – я уловил какое-то среди них
