После взрыва и разрушения четвертого реактора Чернобыльской АЭС в атмосферу попали вещества суммарной радиоактивностью около пятидесяти миллионов кюри — в 400–500 раз больше, чем при бомбардировке Хиросимы. Только на Украине заражению подверглась территория, в полтора раза превосходящая Бельгию. Одна лишь зона отчуждения охватывает 2600 квадратных километров. В первые недели после катастрофы оттуда эвакуировали свыше 90 тысяч человек. Большинство попрощалось с домом навсегда. Город Припять, где жило около 50 тысяч строителей и работников электростанции, до сих пор безлюден — как новые Помпеи, где время застыло в первый год перестройки. Изображения Ленина и борцов за дело коммунизма, дифирамбы партии до сих пор красуются на стенах и зданиях Припяти.
На Украине от радиации пострадали 2300 населенных пунктов и свыше трех миллионов человек. При этом взрыв угрожал здоровью 30 миллионов, что получали воду из Днепра и его бассейна. Особенно трудно пришлось Полесью — региону, где предки восточных славян обосновались едва ли не раньше, чем в остальных, находя там убежище от кочевников на протяжении не одной тысячи лет. Теперь лесов, которые не только укрывали крестьян, но и не давали им погибнуть от голода в 1932–1933 годах, следовало избегать. Листва излучала радиацию. Этот враг был невидим, но беспощаден. Произошла катастрофа мирового масштаба, которая тяжелее Украины поразила только Белоруссию.
Чернобыльская авария вызвала резкое недовольство Кремлем в рядах партии и во всех слоях общества. Радиация не щадила никого, от вождей до дворников. Когда руководители республики мобилизовали народ на борьбу с последствиями катастрофы, ответственность за которую несло союзное начальство, многие недоумевали: почему приходится рисковать жизнью стольких людей? Во время разговоров на кухне они изливали душу близким, ругая генсека за его промахи. Украинские интеллигенты стали критиковать центр уже открыто. В июне 1986 года, на заседании Союза писателей УССР, многие из тех, кого десять лет назад радовало наступление новой эры, порицали ядерную энергетику как одно из проявлений самодурства союзной власти. Одним из наиболее ярых критиков был Иван Драч, чьего сына, студента-медика, вскоре после аварии послали на АЭС из Киева. Юноша, который не получил точных инструкций и необходимого снаряжения, страдал теперь от облучения.
Чернобыль пробудил Украину, поставил ее лицом к лицу с такими важными вопросами, как отношения между Москвой и республиками, коммунистической верхушкой и народом. Он же стал катализатором первой громкой общественной дискуссии — у страны прорезался голос после долгих лет застойного молчания. Застрельщиками выступили шестидесятники. Среди них и писатель Юрий Щербак, который в конце 1987 года создал экологическую группу “Зеленый мир”, из которой выросла затем Партия зеленых. Природоохранное движение настаивало на том, что Украина стала жертвой союзного центра, и одним из первых мобилизовало политически активных украинцев в годы горбачевских реформ. Новый генсек не только озлобил боссов КПУ, но и дал возможность демократической интеллигенции выступить против власти. Как выяснится довольно скоро, две враждующие силы — заскорузлая партийная бюрократия и оппозиция, что только становилась на ноги, — найдут общий язык для противостояния Москве, и прежде всего Горбачеву. Первым в этом общем языке стало слово “экология”.
Самого Горбачева, хотя и не без натяжки, можно отнести к шестидесятникам. На его мировоззрение заметно повлияли хрущевская десталинизация и социалистическое реформаторство, которое пропагандировали в 1960-х годах либеральные экономисты и политологи из разных стран соцлагеря. Один из главных идеологов Пражской весны 1968 года Зденек Млинарж в 1950-е был соседом Горбачева по общежитию юридического факультета МГУ. Новый генсек и его единомышленники стремились преобразовать уклад советского общества, сделав его эффективнее и человеколюбивее, — построить, как говорили в Чехословакии перед вторжением советской армии, социализм с человеческим лицом.
Горбачев начал с программы ускорения экономики СССР — не замены старого новым, а лишь использования тех же средств и механизмов с большей эффективностью. Однако экономика могла ускорить разве что темпы падения. При Брежневе ходила шутка: “Мы стояли на краю пропасти, но с тех пор сделали большой шаг вперед”. Вскоре заговорили уже не об ускорении, а о перестройке. Полномочия стали передавать из общесоюзных министерств не областям и республикам, как при Хрущеве, а самим предприятиям. Это злило московских бюрократов и партийных бонз на местах, и так уже раздраженных гласностью, отнявшей у них право глушить критику снизу. Перестройка на какое-то время сплотила вокруг вождя-реформатора интеллектуалов и горожан из образованного слоя, утомленных за годы застоя фанфарами пропаганды и жестким контролем государства над общественной жизнью.
Расчистила она дорогу и для политической мобилизации масс. На Украине диссиденты 1960–1970-х, на чьих шеях только что разжалась рука карательных органов, немедленно ухватились за те возможности, что принесли с собой новые веяния. В июле 1988 года они основали Украинский Хельсинкский союз, первую открыто политическую независимую организацию за долгие десятилетия. Большинство членов — включая председателя Левка Лукьяненко, выпускника юрфака МГУ, который провел за решеткой и в ссылке четверть века, — входили в Украинскую Хельсинкскую группу. Украинские диссиденты организовали ее в ноябре 1976 года, спустя несколько месяцев после создания Московской Хельсинкской группы, с целью мониторинга соблюдения прав человека руководством СССР — обязательства, взятого им на себя при заключении летом 1975 года соглашений в столице Финляндии. Многие участники этого движения начинали в 1960-х марксистами, пытались возродить “ленинские нормы” национальной политики. Идеалам их юности положила конец волна арестов, что прошла по Украине после перевода в Москву Шелеста в 1972 году. Хельсинкская группа дала диссидентам новую идеологию — борьбу за права человека, в том числе и права наций, в измерении политическом и культурном.
Защита родной культуры, прежде всего языка, была одним из тех больных вопросов, что будоражили украинцев в первые годы перестройки. Первой по-настоящему массовой структурой, созданной на Украине, стало Общество украинского языка имени Тараса Шевченко. Возникло оно в 1989 году и за считаные месяцы разбухло до 150 тысяч человек. Интеллигенцию беспокоили угрозы фундаменту национального самосознания. В особенно трудное
