конфликта. Задача оказалась непростой. Долгое время флот (свыше 800 кораблей и около 100 тысяч личного состава) пребывал под началом России. В 1995 году она передала Украине 18 % судов, не покидая при этом главную базу флота — Севастополь. В 1997 году страны заключили ряд договоров, которые дали Черноморскому флоту России (300 кораблей и 25 тысяч личного состава) право находиться там до 2017 года. Компромисс дал возможность подписать договор о дружбе с Россией — с гарантией территориальной целостности. Его ратификация в Государственной думе затянулась до 1999 года. Только тогда в Киеве вздохнули с облегчением: Украина как будто завершила “цивилизованный развод” с бывшей метрополией.
К концу 1990-х годов страна уладила пограничные споры с Россией, обзавелась армией, флотом и ВВС, заложила дипломатические и правовые основы интеграции в политические, экономические и оборонные структуры Европы. Украинской интеллигенции давно не давала покоя мысль о том, что Украина могла бы занять место в европейском сообществе. Страстно желали этого и Михайло Драгоманов, теоретик социализма XIX века, и Микола Хвылевой, проповедник национал-коммунизма 1920-х годов. В 1976 году европейскую идею подхватила только что образованная Украинская Хельсинкская группа. Ее манифест открывали следующие слова: “Мы, украинцы, живем в Европе”. Украину — формально одну из стран-основательниц ООН — на Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе в Хельсинки не позвали. Тем не менее диссиденты полагали, что обязательства по соблюдению прав человека, взятые там Советским Союзом, распространяются и на Украину. Их убеждения стоили им длительных сроков в лагерях и ссылке.
Достижение независимости в 1991 году создало предпосылки для воплощения мечтаний диссидентов в жизнь. На практике это означало вступление в Европейский союз, прощание с коммунистическим прошлым, обновление экономики и общества, создание противовеса политическому, экономическому и культурному доминированию бывшей метрополии. Обретение Украиной полного суверенитета стало прямо ассоциироваться с прорывом в европейское содружество наций. Этот комплекс задач окажется нелегким испытанием для украинских политиков, единства регионов страны, а также для отношений с Россией, крупнейшим и исторически важнейшим соседом.
Украина всерьез начала двигаться на Запад в январе 1994 года, заключив под патронатом Америки и России договор об отказе от атомного арсенала, унаследованного от СССР и, вероятно, третьего по величине в мире. В декабре Соединенные Штаты, Россия и Великобритания подписали Будапештский меморандум, в котором Украине, теперь уже участнику Договора о нераспространении ядерного оружия на правах безъядерного государства, обещали безопасность. В Киеве многие сомневались, разумно ли отдавать оружие такой мощи (в 2014-м аннексия Крыма Россией, одним из гарантов суверенитета и территориальной целостности Украины, подтвердило их правоту), однако в то время страна получила немалую выгоду. Отказ присоединиться к Договору о нераспространении завел ее фактически в международную изоляцию. Теперь она вырвалась оттуда и стала третьим адресатом международной программы помощи США после Израиля и Египта.
В июне 1994 года правительство заключило договор о сотрудничестве с Европейским союзом — дебютный для бывшего СССР. В том же году Украина впервые среди государств СНГ (полноправных участников и наблюдателей) присоединилась к программе НАТО “Партнерство во имя мира”. Военный альянс, возникший в 1949 году, в начале холодной войны, для защиты Западной Европы от Советского Союза, теперь стремился играть в международных отношениях иную роль. НАТО наводило мосты с бывшими противниками в Восточной Европе, включая Россию — та приняла участие в программе несколько месяцев спустя. В 1997 году Украина расширила взаимодействие с НАТО благодаря Хартии об особом партнерстве, в Киеве открыли Информационный центр НАТО. В 1998 году Европейский союз ратифицировал упомянутый договор о сотрудничестве. Внешне все выглядело замечательно. Тем не менее на пути в Европу, к воплощению в жизнь мечты украинской интеллигенции, оказалось немало преград. Чаще всего — внутри самой страны.
Как и почти все республики СССР, Украина в первые годы самостоятельности пережила глубокий политический кризис, упадок экономики, потерю немалой частью населения привычного места в обществе. Ключевым вопросом внутренней политики стали отношения президента и парламента — институтов, оформленных в годы перестройки и развала Союза. Ельцин разрубил этот гордиев узел в 1993 году, когда приказал танкам стрелять по зданию Верховного Совета. Вскоре главу российского парламента арестовали вместе с вице-президентом России по обвинению в организации массовых беспорядков. Люди из окружения президента переписали конституцию, усилив президентскую власть и урезав полномочия Государственной думы. Украина аналогичный конфликт разрешила путем компромисса. Кравчук пошел на досрочные президентские выборы, проиграл их и летом 1994 года мирно освободил кресло для Леонида Кучмы — еще недавно премьер-министра, а в советское время конструктора и директора мощнейшего в Европе завода по производству ракет.
На протяжении нелегких 1990-х годов Украине удалось не только осуществить первую законную передачу власти в условиях конкурентной борьбы, но и вообще сохранить конкуренцию в политике, заложив таким образом правовой фундамент молодой демократии. В 1996 году Кучма организовал введение новой конституции взамен советской, но без открытого противостояния с Верховной Радой. Парламент сохранил за собой важную роль в общественной жизни Украины. Одной из причин последовательного укрепления демократии стало несходство регионов страны — наследие далекого и не столь далекого прошлого. Депутаты озвучивали разные взгляды на политические, экономические и культурные проблемы, решить же их могли только силы, способные договариваться с соперниками. Промышленный юго-восток стал цитаделью возрожденной компартии. Западная Украина — области, что находились когда-то в границах Польши, отчасти и Австрии, — избирала национал-демократов, пополнение для фракции “Руха” во главе с Чорновилом. Но кто бы ни получал большинство в парламенте, законы принимали исключительно благодаря коалициям. Никто не мог себе позволить игнорировать оппонентов — а удовлетворить требования меньшинства всегда было трудно, как и привлечь его на свою сторону. Ни одна партия не имела веса, достаточного для единовластия. В то время такой политический уклад именовали вынужденной демократией. Как выяснилось, это было не так уж плохо. На постсоветском пространстве демократии, созданные лишь по желанию реформаторов, существовали недолго.
