И тут в шатер зашел Лёдник.
— Балтромеус! Какими судьбами?
Томашовский врач стянул с себя угрожающий клюв, показав совсем не страшное, с мягкими чертами лицо, которое сейчас освещалось радостной улыбкой.
— Ёханнес Вайда!
Оба доктора обнялись, похлопывая друг друга по спине, как могут только приятели юности.
— Как хорошо, что ты появился! Действительно — Бог посылает помощников в тяжелую годину. А здесь — однокурсник по Праге! Следил, следил за твоими публикациями. Похоже, твои взгляды сильно изменились. А здесь столько дел — не успеваю. Знаешь, наверное, что эпидемия близко подби рается?
В светлых глазах пана Ёханнеса действительно пряталась усталость.
— Прости, друг мой, но я здесь только случайно — и проездом. Нам к среде надо быть в Гданьске, корабль ждет, — виновато сказал Балтромей.
Ёханнес грустно вздохнул:
— В таком случае, ты очень неудачно пожаловал в Томашов, мой друг. Если бы еще час назад. Но — сам слышал! — пробило пять, выстрелила пушка. А значит, в городе волей епископа объявлено блокадное положение. Теперь никто сюда не въедет и не выедет — пока не закончится поветрие. Даже с королевскими патентами. Вы — последние наши гости. Я бы мог объявить вас больными, чтобы вытурили из города, — но епископ приказал обходиться с носителями заразы, как с еретиками. Боюсь, вас могут просто расстрелять со стен, а тела сжечь.
Вот те раз! Прантиш застыл, успев надеть камзол только на одно плечо, Лёдник, похоже, был тоже ошеломлен.
— Это невозможно. Я должен ехать! Может, переговорить с епископом? Выпустив меня со спутниками за ворота, город же не получит вреда!
Ёханнес покрутил головой с черно-седыми волосами.
— Друг мой, ты знаешь, кто у нас стал епископом, настоятелем храма святого Фомы, а заодно приором монастыря? Отец Габриэлюс Правитус!
Похоже, это была очень плохая новость, потому что Лёдник побледнел и схватился рукой за горло, как от одышки.
— Да, да, твой бывший пражский учитель! — с каким-то особенным выражением промолвил Ёханнес.
— Мне действительно не стоит с ним встречаться. — сдавленно произнес Лёдник.
— Да, епископ наш — человек непростой, все в городе ему подчинено — и бургомистр, и рада, и купцы, и ремесленики. Люди на него молятся — чудотворец, святой благодетель. А когда ты сбежал из Праги, пан Правитус, рассказывали, сильно на тебя гневался. Мол, любимый ученик его предал, уничтожил надежды.
Ёханнес испытующе смотрел на однокурсника, тот удрученно молчал.
— Как далеко ты зашел со своим бывшим учителем, Бутрим? — тихо спросил пан Вайда.
— Далековато, Ёхан. Дальше, чем стоило, — так же тихо проговорил Балтромей.
— А мы тогда, когда он лекции у нас стал читать, его боялись. Чтобы, не дай Господь, не блеснуть умом, чтобы не затащил в свой кружок. Ходили слухи о его магических занятиях, на которых люди исчезают, а кто-то сходит с ума или начинает говорить не своим голосом. Я специально экзамены зава лил, — задумчиво промолвил Вайда.
— А я вот блеснул. Из кожи лез, чтобы заметили, допустили к тайным знаниям. — с горькой усмешкой промолвил Лёдник.
— Ну, всем Бог судья, — стряхнул с себя грусть пан Вайда. — Пана Правитуса в свое время из Праги тоже едва не на копьях вынесли, наш городок для него — просто ссылка. Так или иначе — ближайшее время ты проведешь в моем доме, Бутрим! Места хватает — хватит и твоим спутникам. Заразы же никто не подцепил? Тебя осматривать не стану — сапожнику сапог не шьют.
— И мальчика, что там у шатра ждет, не стоит осматривать, — поспешно промолвил Лёдник. Ёханнес выглянул наружу, смерил взглядом щуплую суетливую фигуру пана Бжестовского, улыбнулся:
— Ты искушенного медика задумал обмануть, Бутрим? Хорошо, если даешь слово, что твой. мальчик не заражен, пусть паненка больше не нерв ничает. Раздеваться не заставлю. А то вон черевичками дырку в мостовой просверлит. Но обливание раствором принять придется и тебе, и ей.
— Можжевельник, ладан, спирт, чеснок? — принюхался Балтромей. — А почему не окуривание?
— Жидкость считаю более эффективной, чем дым.
— Ты прав, но для меня твой выбор фатален. — с мрачной иронией проговорил Лёдник.
— Почему? — удивился пан Вайда.
— Потому, что если бы ты травы жег, а не заваривал, я бы еще до ворот услышал запах и уж ни в коем случае не пустил бы своих сюда.
Врачи начали неинтересную лекарскую дискуссию. А Прантиш решил, что приключения в Дракощине и на проклятой мельнице — это еще первые снежинки в сравнении с метелью, которую обещает пребывание в Томашове.
Он не ошибся.
