– Правила? Слова? Ты думаешь, ему тут было до них?
Пожилой господин стоял рядом с ней, выдыхая в зябкий ночной воздух облачка пара.
– Теперь вы видите, что ему не было никакого дела до порядка, – спокойно ответила она.
– Я теперь вижу, что ему в тот момент не было дела до своей жизни, – сказал Леонардо.
– А я теперь вижу, что ему тогда приоткрылась тайна. – По голосу Сариты было ясно, что до нее начинает что-то доходить. Она все не могла согреться и, дрожа, перекинула шаль через шею. – Он понял тогда, кем он
Лала скептически прищурилась:
– Роман? Здесь у него могла бы начаться любовная связь с трезвостью – чудесная пара могла бы получиться.
Дон Леонардо рассмеялся:
– В видении человечества, в этой вечеринке пьяных кутил, он пока остается трезвым.
Он снова засмеялся и обнял Сариту, которая все смотрела на то, что осталось от машины. Понимая, что ей нелегко быть свидетельницей уже второго несчастья, он хотел согреть и подбодрить ее.
И ему это удалось – она почувствовала себя сильнее и увереннее. Она наконец стала осознавать важность этого путешествия, превосходившую те цели и ожидания, которые были у нее вначале. Дело было не только в том, чтобы спасти ее умирающего сына. Она наконец видела сына таким, каким он был и вскоре будет. Она признала в нем наследника рода, от которого происходили великие воины Благородного Орла и древний ацтекский народ тольтеков. Он был вестником воодушевления в бездуховном видении. Он нес факел, зажженный раньше, чем в Мексике загорелся первый костер, и от его пламени зажгутся повсюду будущие огни.
Незадолго до автомобильной катастрофы, в которой я чуть не погиб, вся наша семья собралась на большой семейный ужин. Это была обычная встреча родных – тут были все мои братья, их жены и дети, мои родители, двоюродные братья и сестры, дяди и тети. Стол, как всегда в таких случаях, ломился от яств, царил беспорядок, дети шумно играли, а взрослые смеялись глупым шуткам и бесконечным историям из детства. Мне было очень хорошо, я хвастался перед всеми недавно родившимся ребенком и весело поддразнивал жену.
Однако весь вечер я не мог избавиться от чувства, что все вместе мы собрались в последний раз. Семья значила для меня очень много, и от мысли, что я могу никогда больше не увидеть своих родных, мне было не по себе. Что-то заставляло меня быть к ним всем в этот раз особенно внимательным – говорить с каждым отдельно, участливо слушать, в то же время бдительно охраняя сон моего малыша, которого я держал на руках. Меня наполняла любовь к близким, и думать о том, что мы, быть может, скоро потеряем друг друга, было неимоверно тяжело.
Я выжил после аварии, но ее вторжение в мое существование сильно изменило меня самого и все мои представления. По многим причинам я считаю, что это событие перевернуло мою жизнь. В то время я уже был мужем и отцом. Был уже зачат наш второй ребенок, хотя ни я, ни Мария этого еще не знали. Я учился на последнем курсе медицинского института в Мехико, при любой возможности был не прочь отдохнуть, повеселиться и часто бывал на разных вечеринках. В те дни я любил выпить и пировал, забывая об ответственности, которая на мне лежала.
Как-то раз, узнав, что в субботу вечером в Куэрнаваке[33] на танцы собирается много народу, я не колеблясь сказал жене, что собираюсь поехать. Мой брат Луис дал мне на время свою машину, и я отправился туда с двумя институтскими товарищами. Дорога представляла собой двухполосное шоссе, но машин не было, и можно было разогнаться. Доехали мы мигом. Вечер удался на славу. Мы веселились от всей души, спиртное лилось рекой. Выпив, мы танцевали, потом опять выпивали и снова танцевали. Под утро, когда пришла пора разъезжаться, мы втроем вползли в машину и некоторое время плутали по незнакомым закоулкам, пока не выехали на дорогу, ведущую домой.
Было все еще темно, я сидел за рулем. Мои друзья болтали и смеялись, вспоминая все, что было забавного за ночь. Я тоже смеялся, пока сонливость не одолела меня. Наверное, я затих, но товарищи не заметили этого. Дорога была свободна, и я ехал быстро. Когда один из моих друзей заканчивал рассказывать какой-то длинный анекдот, я отключился, машину повернуло и повело в сторону бетонной стены, шедшей вдоль дороги. Ничего больше про ту ночь я не помню, не вспомнить мне и саму катастрофу. Зато мне в мельчайших подробностях запомнилось все, что я пережил, находясь без сознания.
В тот миг, когда я лишился чувств, все замедлилось. Время потекло совсем по-другому, став слугой какого-то таинственного господина. Я был без сознания, но видел свое тело, сидевшее за рулем. Я слышал, как в страхе кричат друзья, и, хотя мое физическое тело было бессильно что-либо предпринять, мной овладел порыв помочь им, невзирая ни на что. С этим неотступным чувством я увидел, что открываю заднюю дверь – как будто машина остановилась, а не продолжала нестись по асфальту, – выношу одного из моих приятелей из машины и кладу на обочину шоссе. То же самое я проделал со вторым другом, сидевшим впереди. Когда оба они оказались в безопасности, я обхватил руками свое собственное тело, защищая его от удара, которого ожидал, – и он с неистовой силой обрушился на меня. Машина на большой скорости врезалась в стену и разбилась.
Очнулся я много часов спустя в больнице. Медсестра спросила меня, знаю ли я, что случилось. Я не смог ей ответить и лишь покачал головой.
