9
– Бред какой! – прошептала Лала.
– Это событие, которое
Она немного приободрилась, после того как исчезло видение аварии. В то же время странно вдруг было очутиться на стуле в маленькой комнатке с зеркалами по стенам. Сначала она не понимала, почему попала сюда, но потом вспомнила разговор с Мигелем в первую встречу с ним – когда он в больничном халате сидел на ветке древа жизни и грыз яблоко. Он говорил тогда о звездах и космосе, о том, что весь мир материи – это отражение бесконечной жизни. Тогда мир, в сущности, и есть зеркальная комната. Здесь это было ей очевидно. Ее сын понял это – сделал свое открытие о зеркалах – во время ученичества. Позже он стал заниматься самостоятельно, погружаясь в видение по нескольку часов кряду в комнате с зеркалами. Он регулярно практиковал этот вид медитации до тех пор, пока не перестал нуждаться в напоминании… то есть пока не пережил на опыте, что он и все вокруг – это отражение истины.
Сарита смотрела на все эти отражающие поверхности, и ее не оставляло какое-то странное чувство.
– А почему это тебя в зеркалах нет? – спросила она Лалу.
Хотя ее спутница сидела рядом, прижавшись к ней в тесноте, Сарита нигде не видела ее отражения.
– Тебе лучше знать. Это же твое видение.
– Это видение моего сына.
– Гм. – Лала нахмурилась. – Откуда же тогда столько лиц матери Сариты?
Старая женщина и сама была бы не прочь получить ответ на этот вопрос. Ее озадачило такое количество собственных отражений – они множились, разбегались, создавая вселенную, у которой, по-видимому, не было пределов. Со всех сторон, куда ни кинь взгляд, на нее смотрел собственный образ. В каждом зеркале сидела сгорбленная, усталая, отяжелевшая старуха. Она всегда гордилась тем, что следит за собой: и волосы у нее всегда были причесаны как следует, и одевалась она хорошо, но в этих отражениях она представала неряхой. На нее глядели толпы растрепанных старушенций в поношенных шалях, с унылыми лицами. Тогда она бодро улыбнулась, надеясь поправить картину, в ответ ей улыбнулись тысячи лиц, и в комнатке стало веселее. Так-то оно лучше, подумала она, проводя дрожащей рукой по седым волосам и чуть выпрямляясь.
Помещение было совсем маленькое – что-то вроде чулана или гардеробной. На стенах висело восемь зеркал в рамах. Ни одежды, ни чего-то другого здесь, однако, не было – одни зеркала, да кто-то положил коврик на пол и поставил на белых блюдцах свечи, которые были таинственным образом зажжены. От их мерцания все отражения казались живыми. Лала еще плотнее прижалась к ней, почти положив свою ногу ей на ногу и уперевшись острым локтем ей в ребра, так что Сарите очень захотелось оказаться на каком-нибудь удобном диване. Разве иллюзиям позволительно вызывать боль?
– Ты правильно отметила, – сказала Сарита, и ее голос эхом отразился от стекол. – Пока сам Мигель тут не появится, это не его видение.
– Сестра, но еще один человек тут уже не поместится, – откликнулась Лала. – А что, если еще и отец твой присоединится к нам или, не дай бог, этот призрак по имени Эсикио?
Она побарабанила по зеркалу, в которое смотрела, как будто этот стук мог помочь ей увидеть себя. Она постучала еще, и вдруг что-то резко изменилось в комнатке. Все отражения Сариты исчезли, а на их местах появились освещенные свечами бессчетные лица Мигеля Руиса.
Лала испуганно подтянула под себя ноги. Мигель сидел рядом, прижавшись к ней теплым боком. Его присутствие поставило под угрозу само ее существование. Казалось, к ним пришел сам смотрящий, а не только воспоминание о нем. Кем бы он ни был сейчас – отчаявшимся телом, цепляющимся за жизнь, или сознанием, переписывающим свою историю, – реальность его невозможно было отрицать. Одним лишь своим присутствием он вдыхал в видение жизнь. Зеркала теперь стали бесконечной вселенной возможностей, по сравнению с которой знания казались чем-то ничтожным, не имеющим никакого значения.
– Интересно, – услышала его голос Лала.
Это он с ней говорит? Она смотрела на ставшего моложе Мигеля: он всматривался в калейдоскоп отражений. Улыбнувшись, он закрыл глаза, как бы желая удержать ощущения еще на несколько драгоценных секунд. Вот где она навсегда потеряла его – в такой же комнатке с зеркалами. Да, места тут было явно маловато. Ей стало трудно дышать, и не потому, что они сидели в тесном чулане, а потому, что, по крайней мере сейчас, ничто не способно было спасти знания от уничтожения.
– Чрезвычайно интересно, – сказал он, открывая глаза. – Разве нет?
Он обращался к ней, но она ничего не ответила.
– Ты здесь, – произнес он, – и в то же время тебя здесь нет.
Она посмотрела в зеркала и не нашлась, что на это сказать.
– Ты существуешь – и в то же время не существуешь. – Он помолчал. – Я чувствую, что ты рядом. Я слышу твои слова: они эхом отдаются у меня в
