– Вон как! – насмешливо сказала она. – Ишь, приятелей поубивало, а у него память отшибло!
Я был ошеломлен. Мне стало тошно. В тот миг мне хотелось умереть. Тут, увидев, в каком я ужасе, она призналась, что пошутила, а друзья мои целы и невредимы. Я не верил ей, и тогда она привела их ко мне. На обоих не было ни царапины. Как и на мне. Я услышал, что машина моего брата превратилась в металлолом.
Двое моих друзей были вне себя от радости и изумления, что остались живы, и не переставая, наперебой разглагольствовали о чудесах, которые, оказывается, случаются на свете. Мне же становилось все хуже и хуже. Меня, разумеется, ожидал разговор с братом. Но что еще ужаснее, меня ждала встреча с его женой. Возместить им утрату машины у меня не было никакой возможности. А как загладить вину перед родными, которые места себе не находили, беспокоясь обо мне? Но самое главное – у меня никак не укладывалось в голове, что же произошло со мной в ту ночь. Мои друзья не могли объяснить, почему их не было в машине в момент катастрофы. Никто не мог объяснить, каким образом человек, сидевший за рулем, мог остаться в живых после такого удара. Если я отключился, когда вел машину, то кто защитил меня? Если я – не мое тело, то кто тогда я?
Медицинское образование никак не помогало мне ответить на эти вопросы. Я старался мыслить научно, и меня до сих пор не волновали вопросы, на которые невозможно найти ответа. Эта ночь много лет не будет давать мне покоя. Я стал серьезнее относиться к своей работе и семье. То, чем увлекались мои друзья, утратило для меня всякий вкус. В тот же год родился мой второй сын, Хосе. Он подрастал, и мне стало казаться, что изменения, произошедшие во мне во время катастрофы и после нее, каким-то образом подействовали и на него и между нами возникло некоторое сходство. Внезапное пробуждение, которое пережил я, казалось, подобным же образом пробудило и его – еще в утробе матери, где начинался его собственный путь к осознанности. Он был необычным ребенком, а молодым человеком проявил природные способности к интуитивному знанию. Много раз я входил с ним в одно и то же видение – иногда я думал, что вспоминаю о событиях собственной жизни, а потом оказывалось, что они происходят с ним. Когда у меня случился инфаркт, ему было чуть за двадцать, но ему все еще трудно было свободно общаться с другими людьми. Я всегда знал, что это изменится, что придет день, когда он заговорит с миром как любящий вестник, но я также догадывался, что должен буду помочь ему.
Сейчас, видя, как давние события предстают перед взором моей матери, я начинаю задумываться: а может быть, она права, когда говорит, что меня еще ждут дела в этой жизни – хотя бы в том, что касается моих сыновей? Конечно, она любит меня, и ей нестерпима мысль о том, чтобы похоронить еще одного из своих детей, но и мои дети любят меня – они рассчитывают, что я буду рядом с ними, пока они сами не будут готовы видеть собственные великие видения. Я чувствую, как больно матери, когда она смотрит на искореженные останки машины, на которой я в ту ночь врезался в ограждение. После аварии она всегда готова была помочь мне разобраться в том, что произошло, и побуждала меня искать ответы на продолжавшие беспокоить меня вопросы. Она в любую минуту рада была прийти мне на помощь, когда я из юноши превращался в мужчину и пытался исследовать миры, недоступные обычному пониманию. Она готова была помогать тогда – и готова сейчас. Буду ли я так же готов поддерживать своих сыновей? И возможно ли это вообще?
После катастрофы все в моей жизни изменила воскресная Школа Видений Сариты. Мы с женой переехали в Тихуану [34], где я проходил интернатуру в Больнице социального обеспечения. Потом я начал работать нейрохирургом, ассистируя моему брату Карлосу. Я уже готовился начать собственную практику и восхождение по карьерной лестнице в медицине, когда воскресные занятия по видению у Сариты в конце концов подтолкнули меня к другой работе. Вместо того чтобы лечить болезни и неврозы, мне захотелось узнать их причины. Эти поиски в конечном счете привели меня вместо медицины к области, заниматься которой мне казалось не очень-то удобным. Хотя для многих из моей семьи это было делом совершенно естественным.
В детстве я иногда был свидетелем необъяснимых событий. Мой дед – да и его отец – был удивительным человеком, свершившим много загадочного. А еще у меня была тетушка, которая, похоже, владела магией. Она любила угостить родных ужином во дворе за своим домом. И вот как-то раз во время одной из таких веселых посиделок я сидел за столом рядом с ней. Мне тогда было лет шесть или семь, и я с восторгом слушал ее смешные истории о том, как она росла со своими братьями-озорниками. Во время одного из таких рассказов она легонько толкнула меня локтем в бок и попросила сходить на кухню – принести маленькую голубую миску. Я вскочил со стула, побежал на кухню – и увидел там тетушку. Она мыла посуду над раковиной. У меня перехватило дыхание, пораженный, я замер на месте, уставившись на нее.
– Ты чего? – спросила она.
– Я… мм… я за миской, – ответил я.
– Вот, возьми, – как ни в чем не бывало сказала она, махнув по голубой миске кухонным полотенцем и вручая ее мне.
Я схватил миску и помчался к столу во дворе, чтобы отдать ее все той же самой тетушке. В знак благодарности она подмигнула и поцеловала меня! Я навсегда запомнил тот случай, но таких случаев в моем детстве было столь много, что они уже не казались чем-то необычным.
Я, молодой врач, переживший в ту ночь на шоссе опыт восприятия себя как чего-то, отличного от своего тела, начал вспоминать подобные эпизоды один за другим. Эти воспоминания как будто звали меня, давали повод исследовать все, чего я не знал о жизни, все, чего не понимал в себе. Ученичество у Сариты стало для меня лучшей возможностью найти ответы на эти вопросы. Так, давно уже получив диплом врача, я начал все сначала. Я начинал с нуля, проработав несколько лет хирургом. И начал я с неизбежного вопроса: «Кто я?»
