Антуан дважды перечитал письмо. Затем взял в руки собственный тубус, но сломать печать не решился.
«Значит, Его величество послал нас в виде пушечного мяса! Ну, так не будем лишать удовольствия попрыгать под пулями и бравого де Брезе.» Француз выглянул из шалаша. Анка уже сидела верхом, держа за повод его лошадь. Возле нее стояли, только что подъехавшие, Энжи и хозяин постоялого двора. Хозяин что-то горячо втолковывал девушке.
Ла Буш подошел к ним. Поляки смолкли.
— Ты правда хочешь попасть в лагерь русских? — спросил Антуан у девушки.
Хозяин трактира вмешался в разговор:
— Это чистое безумие!
Анка укоризненно возразила:
— Толку от того, что ты нападаешь на фуражиров, немного…
Но хозяин двора не унимался:
— Это невозможно! Это погубит тебя и брата! Граф протянул Анке бумаги из тубуса де Брезе:
— Думаю, это поможет!
Анка и Энжи многозначительно переглянулись. Такая грамота с королевской печатью открывала вход в любой лагерь.
Прасковью и погибших девок похоронили за сгоревшим амбаром. За один день деревня пережила столько страшных событий! Набег шведов, пожар, насилие и самое страшное — гибель молодых, полных сил женщин. Григорий понуро стоял, опустив голову, над могилой Прасковьи. Почти осьмой год была ему невенчанной женой, нарожала детей, была заботливой матерью. Защищая его, полезла под пули. Корил он себя нещадно, что стал виновником гибели любимой. Пусть покоится с миром, да будет земля ей пухом!
Григорий перекрестился и посмотрел на детей. Они испуганно жались к бабке. Он присел около них. Обнял. Дети недоверчиво, исподлобья смотрели на его, словно осознавая, что виновником смерти матери был отец.
— Нет у них больше матери. Пригляди за ними пока, — тихо обратился он к старухе: Ворочусь — заберу!
Та в ответ только горестно посмотрела. Де Брезе тактично стоял в стороне. Он уважал чужое горе, ему было очень жаль Прасковью, и еще более жаль осиротевших детей, оставшихся в столь раннем возрасте без материнской ласки. Видно было, что и русский был искренне привязан к своей жене. Шарль вдруг подумал о Шарлоте, вспомнил их последний разговор, заплаканные глаза девушки. Господи, почему ты так жесток, что разлучаешь любимых?
Подошедший Григорий прервал его размышления.
— Надо ехать, — сухо произнес он и решительным шагом направился к стоящим неподалеку лошадям.
Глава шестая
Продвигаясь ближе к Полтаве, Шарль и Григорий все яснее слышали канонаду.
— О, как, Полтаву осадили, окаянные! Слышь? Орудия бьют! — покачал головой Воронов. Путники осторожно подъехали к реке и спешились в зарослях недалеко от единственного моста.
Гришка отдал поводья французу и стал осторожно пробираться к заболоченному берегу, заросшему камышами. По обе стороны от моста виднелись шведские пикеты, расположившиеся у костров. Изредка к мосту, в сторону шведского лагеря, подъезжали обозы, подходили фуражиры.
Григорий достал маленькую подзорную трубу и посмотрел на другой берег реки. Там также была охрана. Прямо при съезде с моста шведы разбили палатку. Возле нее Григорий увидел шведского офицера и не менее десяти солдат. Они досматривали прибывающие обозы, а офицер распоряжался, кому куда ехать. Далее белели палатки шведского лагеря.
«Вишь, ты! — подумал Григорий, внимательно разглядывая противоположный берег: Тут и мышь не проскочит!
Гришка направил трубу к кострам и увидел, как один из офицеров направился в сторону кустов где, собственно и сидел он сам. По всей вероятности, он шел в высокие заросли справить нужду. Воронов понял, что другого удобного случая может и не представиться. Он вытащил из-за пояса нож и тихо подкрался к солдату…
Де Брезе услышал приглушенный вскрик и треск сучьев. Вскоре появился и Воронов, он был возбужден и в руках держал шведскую военную форму.
