— Ну что вояка! Никак выжили мы? А я-то грешным делом подумал, что смертушка пришла! — подмигнул ему Гришка. Отодрав от рубахи лоскут, он перевязал раненную кисть и, затянув зубами узел, поднял глаза на друга. Шарль провел рукой по лбу, отирая запекшуюся кровь. Григорий заметил это.
— Ну ка, охланись! — по-свойски предложил он приятелю ковш, а сам ловко промыл ему рану смоченной тряпицей.
Битва затихала. Григорий, привстав, наблюдал за происходящим в подзорную трубу: солнце было в зените, и дым, окутывавший пушки, из сизого превратился в ярко-белый. Не придавая значения тому, что Шарль не понимает по-русски, Воронов делился с ним своими впечатлениями:
— Вот там и было самое дело! А! Алексашка-то наш, как в атаку подался! Видел бы ты его годков 20 назад — пирожками торговал на рынке. А сейчас — вон он, герой!..
Когда, наконец, Шарль окончательно пришел в себя, и они поднялись, чтобы идти в лагерь, их неожиданно окружили гвардейцы во главе с офицером. Подскочив к Шарлю, солдаты заломили ему руки. В глазах шевалье застыл немой вопрос.
— Вы че, опять?! — в сердцах крикнул Гришка и схватился за шпагу.
— Приказ государя! — строго ответил офицер.
Гришка вздохнул и молча развел руками, словно хотел сказать Шарлю: «Ну, тут уж ничего не поделаешь». Затем, ободряюще улыбнувшись, он обратился к нему:
— Слышь, дэ Брэзэ! Пойдем!
Петр стоял, опьяненный победой, в окружении своих преданных генералов. Меншиков, Шереметев, Репнин не подвели своего государя, показали чудеса храбрости и выдержки и теперь заслуженно разделяли с Петром Алексеевичем упоительные минуты славы. Солдаты складывали на телегу шведские знамена. Подъезжали офицеры. Петр поздравлял каждого обнимал, целовал.
— Хвалю, хвалю! — приговаривал он.
Мимо них под караулом бесконечной вереницей уже тянулись пленные шведы в грязных окровавленных мундирах, опустошенные своим поражением. На лицах одних пленных читался страх перед неизвестностью, на лицах других — покорность судьбе. Их всех направляли в Семеновский лагерь.
Тем временем к царю подвели Григория и Шарля. Вид у друзей, вернувшихся живыми и невредимыми из самого ада, был измученный: рубахи в копоти и крови. Еще не остыв после боя, Григорий прямо, без обиняков, обратился к Петру:
— Государь! Дозволь спросить, а чем те француз не мил, что под стражу взят?
Петр заговорщицки переглянулся с Меншиковым, ухмыльнулся и достал припрятанное письмо доставленное поляками.
— А это ты видел? — он взмахнул перед Гришкой бумагой. Шарль, стоя позади друга, но успел из-за его плеча рассмотреть фрагмент письма с подписью Людовика. Он понял, что это послание каким-то образом касается его.
Меншиков взял письмо из рук царя и, тыкая пальцем то в него, то в Шарля, почти закричал Гришке:
— Государя чуть жизни не лишили из-за него. А в бумаге — имя твоего француза прописано, черным по белому!
— Бумаги этой я не видел, государь, а то, как кровушку он за тебя проливал в бою, насмотрелся! — стоял на своем Гришка.
В этот момент мимо шатра проходила очередная колонна пленных, среди которых выделялся один одетый в придворный костюм. Это был Ла Буш. Заметив Шарля он неожиданно остановился и, зло рассмеявшись, заговорил по-французски:
— Ну, что? Вы довольны? Вы теперь «победитель», герой варваров!
Де Брезе вздрогнул от неожиданности, услышав знакомую речь. Он повернулся и среди пленных увидел графа. Шарль горько усмехнулся:
— Я не ослышался? Это я должен быть доволен? По-моему, вы навязали мне эту дурацкую дуэль, из-за которой мы здесь скоро сгинем!
И Петр, и его генералы, и конвоиры с удивлением наблюдали за этой перепалкой, поглядывая то на одного, то на другого.
— Не иначе, как соскучился французик по своим. Поди дружка встретил, — прищурил глаз Гришка: Побалакать-то не с кем было!
Ла Буш возмущенно повысил голос:
— Вы влезли в карточную игру, дамский любимчик, и с этого момента пошло сплошное дерьмо! Довольно, прочтите это! Может, это откроет вам глаза!
С этими словами Антуан кинул Шарлю пропавший тубус с посланием Людовика. Гвардейцы тут же обступили его. Но Петр поднял руку:
— Не тронь!
Шарль, развернув бумагу, прочел письмо и обратился к Петру, рассчитывая на перевод Монса, стоящего рядом с царем.
— Votre Majeste! Vous etes en droit de me supplicier ou de me gracier — c’est comme vous voudrez! Mais permettez-moi de conclure une affaire d’honneur avant de comparaitre au jugement dernier! Rendez la liberte a ce prisonnier!
Генерал перевел:
— Ваше Величество! Вы вправе казнить меня или миловать — на то Ваша воля! Но прежде, чем я предстану перед судом небесным, дайте закончить
