Саксона, возможно, повлияло деление на шестнадцать книг в Historia Romana («Римской истории») Павла Диакона19. […]
Писатель, который в середине XIV в. сделал сокращение Gesta Danorum Саксона (Compendium Saxonis), жаловался на большое количество незнакомых слов и стихов в тексте. Он сделал вывод, что «многое сказано больше ради украшения, чем для того, чтобы следовать исторической правде» (тика… dicuntur magispropter ornatum quam propter ueritatem hystorie prosequendam)20. Эта сокрушительная критика в адрес Саксона, с другой стороны, является также и довольно точной характеристикой некоторых главных особенностей его повествовательной манеры, языка и стиля. Саксон был одним из последних исторических писателей общеевропейской традиции, которая восходила к Эйнхардовой Vita Karoli Magni («Жизни Карла Великого», ок. 833 г.) и объединяла таких авторов, как Видукинд Корвейский, Дудо Сен-Кантенский и Годфрид Монмутский. Все они вдохновлялись классической римской литературой и «старались создавать свои произведения, основываясь на опыте и заветах античности», как высказался об этой традиции в своей весьма ценной статье Ричард Саузерн21. Некоторые из обобщающих суждений Саузерна об этих следовавших античной манере писателях дают убедительный ответ на ту критику, которая была выдвинута в их адрес автором Compendium Saxonisr.
«Лучшие результаты их усилий можно увидеть в биографиях правителей и историях новых народов Европы. Эти темы подвергались риторической обработке различными способами, и им под влиянием классических моделей могла быть, вероятно, придана только литературная форма. Это сочетание темы и метода вдохновило целую плеяду писателей, которые полагали, что написание истории было весьма трудоёмким литературным процессом, который требовал как широкого спектра светских познаний, так и полного раскрытия силы воображения»22.
В Саксоновом случае классическое вдохновение для его прозы пришло не от Саллюстия или Светония, как было с некоторыми другими современными ему писателями, но в основном от историков Курция Руфа и Юстина, а также от уже упоминавшегося автора собрания исторических анекдотов Валерия Максима. Для поэзии Саксона наиболее важными образцами стали Вергилий и Гораций. Подражание Саксоном своим прозаическим моделям настолько широко и последовательно, что они, в свою очередь, очень часто служат важными параллелями, когда дело доходит до исправления ошибок в тексте Gesta Danorum, вызванных его неправильной передачей. […]
Лексикон Саксона был тщательно изучен, и существует даже законченный в 1957 г. (латино-латинский) словарь к Gesta Danorum. Введение в словарь представляет собой ценное исследование Францем Блаттом Саксоновой латыни. Пожалуй, самой заметной особенностью его лексики является систематическое избегание специфических средневековых терминов, таких как comes в специальном средневековом значении «граф» или placitum в специальном значении «народное собрание», по-стародатски thing (тинг); также он старается избегать и специфически христианских слов, прежде всего профессиональных церковных терминов, таких как presbyter, episcopus и archiepiscopus (нет примеров употребления), abbas, diaconus и monachus (по одному примеру каждого). Вместо этого он использует парафраз или классические римские понятия, даже если они и относятся порой к языческим институтам, такие как, например, antistes и pontifex для епископа. Между прочим, языческий термин pontifex в значении «епископ» нашёл свой путь в христианскую латынь на довольно раннем этапе. Поэтому термин summus pontifex является средневековым специальным термином для обозначения «папы» или «архиепископа». Однако Саксон использует у себя классический языческий термин maximus pontifex, который встречается также у подражающего латинским классикам Видукинда Корвейского, автора Res gestae Saxonicae («Деяния саксов», ок. 973 г.), и, пожалуй, вплоть до итальянских гуманистов, воскресивших этот титул для папы23, больше нигде ещё.
[…] Кроме того, произведение Саксона обращает на себя внимание и благодаря выбранному им диапазону различных стихотворных размеров. Так, его стихи написаны двадцатью четырьмя классическими квантитативными размерами (см. «Ключ к размерам» в Приложениях ко 2-му тому). Марциан Капелла с его диапазоном в пятнадцать стихотворных размеров стал для него одним из важнейших метрических образцов, в то время как прозиметрия Боэция с его двадцатью девятью размерами, похоже, не оставила на творчестве Саксоне никакого отпечатка. Впрочем, в метрическом разнообразии с древними соревновались почти все средневековые авторы поэтических произведений. Надо полагать, в их понимании именно это и являлось ключевой идеей лирического жанра. В частности, Дудо Сен-Кантенский, с произведением которого Саксон был безусловно знаком, использовал в своей прозиметрии тридцать два различных стихотворных размера24.
Лишь счастливой случайностью можно объяснить то, что текст Gesta Danorum Саксона уцелел до наших дней в полном объёме. Единственный полный сохранившийся экземпляр — это editio princeps Христиерна Педерсена (А). Любое новое издание Саксона должно будет отталкиваться от этого текста, а явное или неявное мнение издателя о точности передачи в editio princeps оригинального текста Саксона будет определять всю его последующую работу. Настоящее издание исходит из предположения, что editio princeps является довольно старательной, но отнюдь не безупречной копией единственной рукописи, которая в свою очередь довольно близка к выполненной самим Саксоном рукописи с окончательным вариантом его труда, в дальнейшем именуемой X. Фрагмент Анже (An), самый древний рукописный фрагмент произведения Саксона, указывает на существование и более
