дровами, этими разгневанными в своей неустроенности, обиде, несчастье людьми, участвующими, часто за деньги в этих студийных историях, поступая так от безысходности, нищеты, крайней нужды, а иногда и глупости, дабы разогнать машину повышения рейтингов, вдруг разгореться настоящее, а не поддельное пламя любви к человеку, милосердия к нему, стремления к пониманию, поддержке и помощи, пусть и за чужой счет?
В праве ли мы задать такой вопрос, после произошедшего с Екатериной Козловой и ее дочерью сразу после этой передачи и имеющего место быть гнусного продолжения? Можем и должны! Господь знает каждого и каждого судить будить!..
Кем нужно быть, что бы выудив все эти потаенные, спрятанные людьми, в глубине себя, эмоции, ввергнуть, переполненных надеждами в перемене жизни и хоть каком-то благополучии людей, в мир мрака и отчаяния?! Зачем нужно было вынимать мать и дочь из привычного оборота их существования, вполне устраивающего, ценимого, пусть и условной, основанной на жизни только сегодня, пусть хлипкой, но статичности, так же обнадеживающей, хоть медленными, наверное, временными улучшениями, но зависящими от них самих, только им принадлежащих, только для них существующих?
Вполне счастливыми после съемок ожидали они окончания маленького банкетика, которым заканчивается каждая программа, после которого мать и дитя повезли на вокзал. Но каким-то нехорошим предзнаменованием стало, сначала, появление главного редактора, объявившей, что щеночка, к которому Дашенька прильнув, как к своей родной части тела, начиная с самого момента сделанного подарка, придется отдать, поскольку в поезд собаку без документов не пустят. Девочка нехотя согласилась, убежденная, что буквально завтра все будет оформлено, и послезавтра они опять соединятся.
Читатель, наверное, догадывается, что будь добрые намерения у этих людей, все документы были бы оформлены заранее, это так же справедливо, как и трудно представляемо состояние ожидания в течении нескольких дней после возвращения в Санкт-Петербург, со стонами, переживание, слезами и не пониманием, зачем этим дядям и тетям было нужно делать ей больно, лгать, лицемерить, когда она ничего не просила! На что же способны эти люди, если они такой ценой покупают слезы ребенка?!
Дорогой читатель, эти строки пишет человек, считающий себя виновным в смерти такого же беззащитного ангела — не мне их писать! Я не имею на это ни морального, ни духовного права, но видимо больше некому встать в один ряд с членами «Онколиги», ради восстановления доброй памяти Кати Козловой и благополучия ее осиротевшей дочери, кроме бывшего киллера, пытающегося искупить свое прошлое, хоть чем-то!..
Эти люди настолько милосердны, что позволили мне стать волонтером в своем фонде, пусть я не многое сегодня могу, но и присоединенный мой голос к их отчаянному крику да станет полезным!..
Вряд ли причиненная взрослыми боль, когда-нибудь исчезнет из памяти Дарьи Козловой, вряд ли воспоминания этих страданий, исчезнут из сознания близких людей, пытавшихся, хоть чем-то поддержать маму с дочкой. Остается только недоумевать по поводу поступка главного редактора, кажется не отдающего отчет о взаимосвязях поступка человека с его будущим, и будущим его детей, а ведь разрушение только сбывшейся мечты и для взрослого трагедия, так почему же при понимании этого, ничего не смогло удержать такую хорошую и проницательную тетечку, казавшейся такой до съемок, и ставшую настоящей злой фурией, после.
С отобранным у ребенка щенком, видимо, перепутавшая добро со злом местами женщина, (женщина ли?!) покинула вокзал, отправившись домой, чтобы подарить трофей своему чаду, совершенно забыв о чужом — уверяю вас, теперь эту ничем не загладить!.
Интересно, что ей и ее дочери напоминает эта собака, теперь выросшая, если, конечно, наигравшись, эта мадам не вышвырнула животное на улицу.[38]
Арендуемая Екатериной Козловой квартира, уже в течении двух лет, оставалась спасительным пристанищем, оплачиваемым отнюдь не отцом дочери, не дававшим ни копейки на ее воспитание, зато проживавшем в огромной трехкомнатной квартире, часть, принадлежавшую дочери, из которой можно было отсудить, но Катя, опасаясь этими тяжбами нанести травму Дашеньке, не рискнула. Они просто жили вдвоем, и просто вдвоем теперь вернулись, будто нигде и не были. Их просто куда-то свозили зачем-то, где кто-то снял очень нужную ему очередную передачу.
В первый месяц после возвращения она боролась с недугом так же настойчиво, как и продолжала собирать помощь Донбасу, таская на себе мешки с сахарным песком, мукой, крупами, ящики с консервными банками, медикаментами, вещами, складируя все в своей снимаемой квартире. Остатки сил быстро иссякли настолько, что в последние пол года Катя была способна заниматься только обзвонами, соединяя поставщиков и перевозчиков, участие личное в чем-то сократилось до минимума и было лишь в редкие промежутки между больницами, впрочем, ходить она уже почти не могла, только улыбалась, защищала своих друзей — автора и его супругу от нападков журналистов, последовавших за их свадьбой, продолжала воспитывать дочь, показывая чудеса силы духа личным примером.
Татьяна не в состоянии перенести такой трагедии подруги, занялась выбиванием обещанной квартиры, и вот тут раскрылось настоящее лицо всей этой чудесной телевизионной публики…
КОМУ ПОТЕРИ, А КОМУ ПРИБЫЛЬ
