Майор с серьезным выражением лица внимательно слушает абонента. Отвечает:
— Есть.
Снова слушает.
Затем бодро отвечает:
— Есть принять меры к усилению охраны театра…
— Какое положение на фронтах? — спросил Ермолай. — А то я мотаюсь на самолете туда-сюда, толком ничего не знаю.
Они с майором Истоминым располагались за столом у окна в кафе и ели макароны с рыбой.
— Положение плохое для нас. Фашисты давят по всем фронтам, Красная армия несет большие потери в живой силе и технике. В тылу действуют диверсанты и всякие подрывные элементы. Наша оборонная промышленность полностью еще не перестроилась на военный лад и не может в полной мере обеспечить потребности армии. Несмотря на это, мы верим в победу и должны сделать для этого все, что в наших силах.
Ермолай согласно кивнул.
— Я в курсе всего, что произошло с тобой во время проводимой операции в Ленинграде и Новосибирске, — продолжал майор. — Из Свердловска мы полетим вместе.
Сергеев делает удивленное выражение лица.
— В Ленинград, вместе?
— Да, брат. Так что успеем наговориться. А сейчас давай, Ермолай, кушай, кушай, дорогой. Силы нам еще как пригодятся…
В это время находящийся за угловым столом мужчина в черной форме железнодорожника внимательно всматривался в парочку военных, сидящих за столиком у окна. Военные, судя по петлицам, — майор и лейтенант, ели и разговаривали. Железнодорожник особенно внимательно рассматривал молодого лейтенанта. Этот молодой человек явно кого-то ему напоминал.
Железнодорожник определенно не хотел, чтобы его заметили эти двое военных. Он периодически закрывался газетой, делая вид, что читает. Пил компот, отворачивался в сторону…
Вот военные, закончив трапезу, поднялись из-за стола и покинули помещение. Через две-три секунды следом на некотором расстоянии от них направился и сосредоточенный железнодорожник…
После завтрака Истомин и Сергеев прошли к военному коменданту.
С разрешения майора, Ермолай позвонил в свое хранилище на Урал и кратко пообщался с заместителем Молевой. Затем написал совсем коротенькое письмо маме…
Ермолай взглянул на часы. Обычно в это время самолет уже вылетал из Свердловска, дабы в разгар ночи преодолеть прифронтовую полосу перед посадкой в Ленинграде. Но Истомин определенно никуда не спешил.
— Николай Максимович, нам уже пора вылетать, — посматривая на свои часы, изрек Сергеев.
— Успеем, друг.
— Но…
— Мы решили поменять время прилета в Ленинград. Мы прилетаем в город в дневное время.
Ермолай неопределенно пожал плечами.
— Делается это, дабы слегка запутать фашистов, — улыбнувшись, добавил майор.
«Запутать», — задумчиво повторил Ермолай…
В салоне самолета Сергеев сделал два импровизированных сидяче-лежачих места для себя и майора. Самолет легко взмыл в небо и быстро набрал высоту.
Ермолай давно хотел задать один вопрос майору, но все не решался.
— Знаю, хочешь спросить меня о своей подруге, Миле Малининой, — всматриваясь в лицо Сергеева, улыбнувшись, вымолвил Истомин.
— Да, спасибо, — смущаясь, выдавил Ермолай. — Подруга она мне или не подруга — я точно не знаю. Честно говоря, что-то мне в ней нравится, что-то нет. Тем не менее, было бы интересно узнать, как там она поживает?
— Специально для тебя, друг, навел справки. Так вот, слушай. Она работает медсестрой во втором эвакогоспитале, дислоцированном в данный момент в Ярославле. По слухам есть у нее поклонник, капитан-медик, хирург из госпиталя.
— Спасибо.
— Вот закончим операцию, ты получишь отпуск и, разумеется, можешь навестить ее. Попытаться…
