Офицеры прошли в спальную комнату в розовых тонах. На большой скомканной кровати лежала окровавленная простынь, подушка. Кровь была заметна и на лежащем на полу большом ковре.
— Значит, любил молоденькую клубничку, — усмехнулся Истомин.
— Точно, любил. От нее позорно и сгинул, — также усмехнулся капитан. — Туда ему и дорога.
— Жаль, что теперь мы уже не раскрутим всех его связей, — вымолвил Истомин.
— Попробуем, конечно, — неуверенно изрек капитан. — Но без Пехоева это будет сделать сложно. Чуть не забыл, следователь, ведущий дело, сообщил мне о наличии на теле мертвеца татуированных знаков. Часть из них свидетельствует о местах пребывания Пехоева в местах заключения.
— Интересно? Как же он пролез на высокую должность!? — удивленно бросил Истомин. — Или он жил по чужим документам?
— Следствию придется хорошо поработать, — сказал капитан…
Погрузка экспонатов в грузовики подходила к концу, когда появился озабоченный майор Истомин.
— Николай Максимович, что-то случилось? — спросил Сергеев.
— Да. Убит известный в городе коллекционер по фамилии Пехоев, имевший кличку в определенных кругах Герцог.
«Пехоев? Герцог?..», — напряг память Ермолай.
— Какое это имеет отношение к операции «Театр»?
— Прямое, друг, — ответил майор. — В блокадном городе расцвел теневой рынок купли-продажи художественных произведений. Мы полагаем, что в нем также участвуют немецкая и финская разведки. Из многих музеев города исчезают художественные шедевры, в том числе воруют и из Эрмитажа. Улавливаешь, Ермолай?
— Теперь да.
— Через Пехоева мы хотели заглянуть в этот теневой рынок, узнать исполнителей, заказчиков, ну и прочих заинтересованных лиц. И вот он убит, понимаешь.
— Убит специально? Дабы замести следы?
— В том-то и дело, что нет, убит просто молодой любовницей. Видимо, он во время секса поиздевался над ней, вот она и не выдержала. Жестоко прикончила ловеласа. А нам теперь надо искать новые выходы на теневой художественный рынок…
В комнате, все стены которой были уставлены шкафами с книгами, у шахматного столика стоял представительный мужчина в белой рубашке и зеленых военных галифе. Очевидно, он играл сам с собой и в данный момент обдумывал очередной ход. Рядом стояла тарелочка с баварским голубым сыром.
Но вот мужчина, рейхсминистр Риббентроп, решительно развернулся и обратил свой взор на восемь картин. Каждая из них находилась на подрамнике и индивидуальной подставке. Они все стояли в ряд.
«Картины из блокадного Ленинграда, — медленно обходя и рассматривая творения мастеров кисти, раздумывал рейхсминистр. — Молодец Сонет, быстро сработал. Надо будет его отметить Рыцарским крестом с дубовыми листьями (одна из высших наград Третьего рейха, награждались орденом за выполнение особо трудных заданий и проявленную отвагу в бою)».
Любуясь работами, какое-то время он раздумывал над историей их создания.
«И это только начало, малый ручеек питерский, — довольно раздумывал Риббентроп. — Скоро этот ручеек должен превратиться в настоящую полноводную реку, — улыбнулся. — Мой каталог будет стремительно расти и расти…».
Стал мечтать о своем любимом детище — музее изящных искусств своего имени… Бросил в рот кусочек сыра…
Вошел секретарь и учтиво вымолвил:
— Прошу прощения. Прибыл пастор Краузе.
«Духовный наставник прибыл в неурочное время, — подумал Риббентроп. — Значит, будет что-то просить», — вяло бросил:
— Пригласите, и сделайте нам кофе.
— Слушаюсь, — выдавил секретарь и быстро удалился…
После окончания погрузки академик Понаровский буквально прослезился. Крепко обнял Сергеева и долго напутствовал.
— Товарищ лейтенант, непременно передавайте от меня приветы сибирякам. Они великое, просто величайшее дело делают.
— Конечно-конечно, Эльдар Иосифович.
— Пусть они хорошо берегут художественные сокровища…
