можно считать почти нулевым: нет здесь ни особых опасностей, ни «пушнины». Ну, почти нет.
Дальше мы добрались до точки входа без приключений. Было почти светло и ясно, как перед морозами. Наверное, они скоро начнутся. Меня слегка беспокоил Князев товарищ, Эхи, но поскольку Князь сам ничего не предпринимал – а уж он-то знал его куда лучше, чем я, – то и я старался не поддаваться беспокойству. Скорее всего, Эхи остался в доме, и если не паниковать, вести себя осторожно, запасы тратить рачительно и успеть попромышлять охотой – то перезимовать одному человеку можно вполне. Трудно, пусть даже на пределе – но можно.
Постояли мы с солдатиками, покурили, я наметил для себя маршрут входа – на два пальца правее холма с шишечкой и до россыпи камней, их отсюда было видно такой желтовато-коричневой полоской. Прикинул по карте, сверился с местностью – никаких естественных препятствий вроде бы не было. Этот отрезок на час, потом проходим вдоль сухого русла, оказываемся по ту сторону холма… Тут я задумался. Подниматься на холм не хотелось, но с другой стороны, пренебрегать такой точкой обзора… Ладно, решил я, сначала дойдём, а там разберёмся.
Тут уже вёл я, непровешенный всё же участок. Солдатики сопели за спиной. Чем ближе к холму, тем смурнее мне становилось: казалось, что не только в спину мне смотрят – это понятно, – но и в левый висок; вот будто крестик снайперского прицела лёг и холодит. Или давит. В общем, как-то очень неприятно.
И страх. Не сильный, но липкий. Беспричинный.
А значит – Долина что-то против меня имеет. И обязательно предъявит. Может, сейчас, может, немного позже…
Из-за этого страха и этого беспокойства я чуть не ухнул в «зыбку». Причём ноги мои остановились сами, до того, как я что-то осознал. Солдатики молча сопели за спиной.
Вот она, «зыбка»… Смотришь на неё, и не понять, чем она отличается от окружающей вялой, тронутой инеем, травы. Оттенок другой? Блеск какой-то мутный там, где никакого блеска быть не должно? В общем, что-то неуловимое. Кто не видит, тому не объяснить.
– Вот, – сказал я, но голос не шёл. Получилось какое-то сипение. Поэтому я просто повёл рукой, показывая. Потом всё-таки откашлялся. – Смотрите, ребята. Кто-нибудь что-нибудь видит?
– Да, – сказал всё тот же, глазастый. – Будто плёнкой жирной покрыто.
– Границу покажи.
Он показал. Показал правильно.
– Ребята. Вот это, почти невидимое – один из самых страшных нежданчиков Долины. Вроде зыбучего песка, но хуже. Потому что из песка вас можно вытащить, ну, сапоги оставите. А вот эта «зыбка» не выпустит. А главное, вытаскивать того, кто в неё попал, нельзя. Дотрагиваться до него нельзя. То ли примагничивается человек, то ли приклеивается, то ли прирастает… в общем, погибают оба. Или трое, или пятеро… всяко бывало. Говорят, что это не больно… но в сознании до самого конца. Так что – смотрите, запоминайте…
Протоптались мы возле «зыбки» долго – пока обвешили её со всех сторон, пока солдатики ещё и ещё раз присматривались и принюхивались, пока я рассказывал про другие-прочие нежданчики… сейчас было самое время, от встряски они всё впитывали как сухая соль. Наконец тронулись дальше.
За этой «зыбкой» я почти забыл о страхе, что наплывал со стороны холма – а сейчас он вернулся, ох! Это был как бы прожектор страха. Я реально боялся даже взглянуть в сторону холма, будто мог увидеть там что-то невозможно, запредельно жуткое. Несколько раз, просто сжав в себе всё, я поворачивал голову в ту сторону, готовый хоть к немедленной, хоть медленной и мучительной смерти, но глаза… в них как будто попадал песок, приходилось жмуриться, всё плыло…
Я осторожно спросил солдатиков, не чувствуют ли они чего-то необычного, но солдатики чувствовали только вонь от болотца. Да, болотце воняло как-то не по-болотному, скорее – гарью, но мне совсем не хотелось интересоваться этим феноменом. В конце концов, мы искали Рыбу – ну или следы посторонних людей. Вряд ли они могли найтись в болоте.
И вдруг всё раз, и исчезло. Выключили прожектор. Я аж подскочил, такое облегчение наступило. Смотрю, конечно, на холм – ну, склон как склон, обрывистый, ничего не растёт. Вроде бы несколько дырочек-пещерок, такие роют себе скальные совы – но они тут не водятся, холодно слишком. Говорю солдатикам: стойте тут, ни с места, – и, попирая все правила движения, начинаю возвращаться по своим следам.
Шарах! Чуть не обоссался. Страшно так, что… в общем, очень страшно. Но сумел-таки посмотреть на склон – и, кажется, какое-то не то чтобы движение, а дрожание, как вода в чашке… в общем, как-то так. Дрожание в середине склона, и да, там несколько пещерок…
Шаг назад – и страх как рукой сняло. Дышу, пот течёт, сам лыблюсь до ушей. Ноги трясутся. Но карту достал и феномен обозначил.
Пригодится.
Интересно, почему по солдатикам-то
Заканчивали мы прочёс поздновато, всё-таки рельеф тяжёлый оказался. Вымотались так, как не выматывались в предыдущие дни. Ещё одна «зыбка» нам попалась, очень заметная, жирная – видимо, кого-то сожрала. Тоже обвешили. Сумерки сгустились, пришлось фонари включать. И на выходе на тропу самый сообразительный солдатик, Можа, вдруг посветил куда-то вбок… и так мы нашли чью-то недавнюю стоянку. То есть те, кто здесь отдыхал, правильным образом закопали в кострище банки и бумагу, но что-то осыпалось… в общем, в луче крышечка банки блеснула. И он, молодец, обратил на это
