– Он ведь не старатель?
– Он старатель, один из старейших. Всегда работал на Департамент науки…
– Ладно, плевать на Бене. Что с Чаком?
– Чак оказался на месте убийства майора. Наверное, разминулся с убийцей на какие-то секунды. Зачем-то поднял нож.
– Дурак.
– Всяко случается.
– Но ты откуда-то знаешь, что убил не он.
– Скорее, догадываюсь. Потому что майора убили точно так же и тем же предметом, что и корнета Лори. Адъютанта доктора Мирош. Вас тут ещё не было. Или… были?
– Не было. Хотя, конечно, в случае чего – доказать это невозможно.
– Наши военные юристы нечасто затрудняют себя доказательствами… Так вот: и корнет Лори, и старший майор Гигу при Отцах служили в одной части. У обоих в медкартах есть пометка о трепанации черепа…
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Поэтому у меня есть подозрение, что именно этих двоих убили не просто так.
– В какой части они служили?
– Шестнадцатый отдельный бронетанковый полк войск специального назначения.
Я легонько втянул в себя воздух.
– А ещё из спецов здесь кто-то есть?
– Много. Человек пятнадцать как минимум.
– А ты?
– Я в армии вообще не служил… Ладно. Я сотрудник отдела безопасности Департамента науки. В общем… с этой экспедицией с самого начала было что-то не так. Но меня не слушали…
– И послали одного?
– Да.
– И я должен… как бы это сказать…
– Именно так, господин полковник. Больше мне положиться не на кого.
Это была хорошая оплеуха. В горской борьбе на кулаках есть такое понятие – «куш-ту», то есть «башня». Когда человек остаётся на ногах, но ничего не соображает.
Я не стал ломать комедию.
– Откуда вы знаете?
– Можно продолжать на «ты», – сказал Зорах, – я ведь гражданский… Вы до невозможности похожи на своего отца. А я… мне пришлось знакомиться с одним из дел, в котором он фигурировал. Но об этом я не могу рассказывать. Лицо же, согласитесь, весьма запоминающееся…
– «Согласись», – сказал я. – Продолжаем на «ты». Значит, так: я ещё не дал согласия, но готов подумать – если буду знать больше. В идеале – всё.
– Я сам почти ничего не знаю, – сказал Зорах. – Есть подозрения…
История создания системы башен темна, фрагментарна и местами сознательно искажена. Вот что Зораху удалось выяснить самостоятельно, когда он сумел проникнуть в недоступный прежде архив в затопленной лаборатории: впервые «верблюжью подкову» вынесли из Долины не за три года до Революции Отцов, как это значилось в официальных документах, а по крайней мере за тридцать лет, – однако никаких отчётов о тех первых опытах не сохранилось; надо полагать, они были достаточно удачные, потому что три предреволюционных года шли даже не исследования, а работы по тиражированию «подков» и управлению системой; первая, опытная, очередь сети башен (числом пятнадцать) охватывала лишь часть столичного региона. Но на что никто не обращал и не обращает внимания – военные действия с применением стратегических средств закончились задолго до начала развёртывания сети, а значит, никакой роли в прекращении войны она не сыграла. Хорошо, допустим, мы знаем – или думаем, что знаем, – что реальные цели развёртывания сети не имели ничего общего с противобаллистической защитой – однако же и вскрывшаяся «гипнотизирующая» функция башен никак не объясняет стратегию их развёртывания: именно в те первые голодные, холодные, с восстаниями и карательными экспедициями годы огромные ресурсы тратились на то, чтобы проникать в разрушенные войной, заражённые радиацией, просто нежилые области страны – где распропагандировать можно было только диких зверей, а двуногие прямоходящие отсутствовали начисто; при этом вполне населенный Горный край обслуживала одна-единственная башня, и немало людей, прежде всего фермеров, но также и солдат, находились всегда или большую часть времени вне воздействия поля. Ни в правительстве, ни в руководстве Департамента это никого не беспокоило. Зорах сам сделал наложение карт плотности населения и плотности сети башен первой, второй и третьей очереди – и обнаружил, что совпадают они не более чем на четверть… Что характерно, никто за такое разбазаривание средств наказан не был,
