года».
Кстати, не только Липкин хранил рукопись. Лобода тоже. Возможно, еще кто-нибудь. А медлили все.
Причина вполне очевидна, если учесть, что устрашение – смысл ареста романа. Все хранившие рукопись не могли не предполагать: они – как друзья автора – тоже под наблюдением КГБ. Заложниками оказались. Хватило страха надолго.
Уместен, впрочем, еще один вопрос: только ли политическая направленность романа обусловила интригу. Ответ подсказывает контекст.
Роман «За правое дело» был все же в рамках советской литературы, а «Жизнь и судьба» – нет. Вторая книга меняла представление о дилогии в целом. Она могла бы стать литературным событием. Ее непременно перевели бы на иностранные языки. Успех прогнозировался, не исключался и триумф – Нобелевская премия. Подчеркнем: на редакционном обсуждении вовсе не случайно вспомнили о Пастернаке.
Нобелевская премия входила, как известно, в сферу интересов ЦК КПСС. Борьбу вели, средств не жалея. В 1958 году Пастернак оказался конкурентом Шолохова. Оба уже не раз были номинированы[127].
Гроссман в качестве нового лауреата был не нужен. Если бы он сумел отправить рукописи за границу до редакционного приговора, интрига завершилась бы иначе. Получил бы Нобелевскую премию, нет ли, трудно судить. Но мировой известности добился бы еще в начале 1960-х годов. Потому в ЦК партии делали все, чтобы устранить проблему. Если не окончательно, так надолго. Вот для этого и понадобилась сложная многоэтапная интрига.
Кстати, она вполне удалась – в аспекте борьбы за Нобелевскую премию. Через год после смерти Гроссмана был отчасти компенсирован пастернаковский инцидент: лауреатом стал Шолохов. Вот и СССР не в обиде. Как говорится, «сбалансированное решение».
Допустимо, что осенью 1960 года в ЦК партии не планировался именно этот вариант. И уж точно интригу не Шолохов инициировал. Но все равно Гроссман был лишним.
Похоже, что прагматику интриги уяснила Берзер, опытный новомирский редактор. Об этом она сообщила в книге «Прощание», напечатанной, как выше упоминалось, под одной обложкой с первым советским книжным изданием мемуаров Липкина в 1990 году.
Гроссман был, согласно мемуарам Берзер, излишне доверчив. Не предвидел итог, а «писал этот роман с подъемом и с надеждой – писал, чтобы написать.
Думая над всем этим в течение лет, я хотела бы добавить, что слышала тогда от одного “влиятельного” лица – “нельзя, чтобы повторилась история с романом Пастернака…”.
Следует напомнить, что травля Пастернака по поводу Нобелевской премии началась с конца октября 1958 года и продолжалась весь 1959 год, а сам Пастернак умер в мае 1960 года, когда его имя, роман и похороны были в центре мирового внимания».
Инцидент с пастернаковским романом, согласно Берзер, обусловил итог. Вот и «решили: “чтобы не повторилась”…».
Более подробно ход интриги проследить можно по документации КГБ, ССП и ЦК партии. Кстати, многие документы уже давно опубликованы.
Например, 31 октября 1992 года газета «Труд» напечатала ряд документов, относящихся к истории ареста романа. Материалы были подготовлены к публикации Т.В. Домрачевой, тогда – сотрудницей Российского центра хранения документов новейшей истории [128].
Позже это учреждение реорганизовано как Российский государственный архив новейшей истории. Там хранится и отдельное «дело» – выборка из документов, тоже относящихся к аресту гроссмановских рукописей и последующим событиям[129].
Результаты анализа этих материалось противоречат высказываниям мемуаристов, да и многих исследователей. Но противроречия игнорируются почти четверть века. Документы известны, доступ к ним возможен, тем не менее, их словно не было.
Окруженный
Необходимо учитывать, что и документы из РГАНИ отражают не все этапы подготовки. Сначала, как водится, организаторы интриги обсуждали планы устно – с начальством и подчиненными. Затем принятые решения документировались официально. Однако в целом ход интриги ясен.
Самый ранний из ныне известных документов подготовлен 9 декабря 1960 года: Поликарпов отправил в приемную Суслова докладную записку. Разумеется, под грифом «Секретно»:
Писатель В. Гроссман представил в журнал “Знамя” рукопись своего сочинения “Жизнь и судьба”.
Это сочинение представляет собой сборник злобных измышлений о нашей действительности, грязной клеветы на советский общественный и государственный строй.
В интересах дела представляется необходимым, чтобы редколлегия журнала “Знамя”, не ограничиваясь отклонением рукописи, провела с Гроссманом острый политический разговор. Необходимо также, чтобы в этом разговоре приняли участие руководители писательских организаций…».
Поликарпов далее привел список руководителей. И подчеркнул: «Важно, чтобы сами писатели дали понять Гроссману, что любые попытки распространения рукописи встретят непримиримое отношение к этому литературной общественности и самое суровое осуждение».
Если рассматривать документ формально, то 9 декабря 1960 года заведующий Отделом культуры ЦК КПСС передавал начальству свое мнение о книге «Жизнь и судьба», прося санкционировать предлагавшиеся меры.
Ну а реально сведения о гроссмановском романе были получены Сусловым гораздо раньше. План уже был готов. Началась подготовка к реализации
