Питер развернулся и бросился бежать. Он тут же потерял из виду эльфов, но знал, что они держатся рядом. За спиной, на тропе, слышался громкий топот Ульфгера. Сердце бешено стучало в груди. Питер вновь почувствовал страх – страх загнанного оленя. Страх был тем же самым, что и в тот день, когда люди гнались за Питером к Голлову холму, как будто с тех пор он не останавливался ни на минуту.
С одной стороны тропы лес поредел, и Питер увидел внизу, в крутом овраге за деревьями, болотце и заросли тростника. «Тростники, – подумал Питер. – В тростниках смогу оторваться». Свернув с тропы, он бросился к краю оврага. Один из эльфов прыгнул ему наперерез, и Питеру хватило времени только на то, чтобы с разбегу врезаться прямо в него. Эльф болезненно охнул. Столкнувшись, оба рухнули на землю. Питер, оказавшийся сверху, попытался вскочить, но эльф повис на нем, вцепившись в его руку. Вонзив большой палец ему в глаз, Питер высвободился и едва успел встать, как в живот ему угодил огромный черный сапог. Сильный удар поднял Питера в воздух и швырнул спиной о дерево. В ушах загремел смех давнего врага, перед глазами блеснула усмешка гиганта, и Ульфгер ударил его в лицо – прямо между глаз. Колени Питера подогнулись, он покачнулся и неловко осел на землю.
Ухватив Питера за волосы, Ульфгер поднес к его лицу зазубренное острие охотничьего ножа.
– Начнем, пожалуй, с уха?
Но Питер схватил его за руку и что есть сил впился в нее зубами. Хрустнул хрящ, рот наполнился кровью.
Ульфгер взвыл и отдернул руку, выпустив и Питера, и нож. Подхватив нож, Питер яростно взмахнул им перед собой. Ульфгер отпрянул назад и молниеносно обнажил палаш. Справа и слева от него встали эльфы с кинжалами наготове.
Слизнув кровь с большого пальца, Ульфгер бросил на Питера злобный взгляд.
– Довольно игр! – прорычал он.
Питер метнул в него нож. Лезвие отскочило от плеча Ульфгера, не причинив никакого вреда, но позволило Питеру выиграть секунду, в которой он так нуждался. Прыгнув к краю оврага, он покатился вниз и с треском вломился в заросли тростника. Подняв взгляд, он увидел, что эльфы боком, оскальзываясь на крутом склоне, спускаются к нему, а Ульфгер следует за ними.
Питер вскочил и с плеском кинулся в затянутые легкой туманной дымкой заросли, стараясь затеряться в лабиринте густых высоких тростников и неглубоких черных мочажин. Он пробивался все дальше и дальше, пока ругань Ульфгера не стихла вдали.
Туман сгустился, и вскоре Питер обнаружил, что не может понять, куда направляется – затеряться и в самом деле удалось на славу. Он продолжал идти вперед, и инстинкты не подвели: местность вокруг начала меняться, земля сделалась твердой и серой, тростник поредел. Но туман продолжал сгущаться, окружив Питера клубящейся серой стеной. Не видя вокруг ничего дальше чем на два десятка шагов, Питер остановился. Казалось, стоит сделать еще шаг – и он заблудится навсегда.
В голове гудело. Болезненно ныла распухшая от удара Ульфгера бровь. Каждый вдох отдавался в ребрах мучительной болью. Осторожно ощупав их, Питер поморщился: уж не сломаны ли? Туман надвигался со всех сторон, будто стремясь задушить его. Питер закрыл глаза, стараясь успокоиться и понять, что делать дальше, и вдруг почуял знакомый запах. Он потянул носом воздух. Да – слабый, едва различимый аромат медвяной жимолости и вешних вод…
«Владычица?»
Тут Питер почувствовал на груди что-то теплое и открыл глаза. Цепочка – вернее, звезда Мабона – замерцала, что-то слабо блеснуло в тумане, впереди. Приблизившись, Питер увидел прямо под ногами тонкую нить золотой пыльцы. Мерцающий золотистый след тихо, спокойно, точно ленивый лесной ручей, струился над осклизлой серой землей. Питеру тут же вспомнились слова Владычицы о ее собственном Тумане.
«Может, это и есть ее туман?»
Следуя Пути, Питер пошел вперед. Мысли о Владычице целиком овладели его сердцем. Он мог бы поклясться, что издали слышен едва уловимый отголосок ее зова – вот только имя было чужим:
– Мабон…
Сколько раз он тайком пробирался в ее сад? Сколько раз часами лежал в кустах у Храма Аваллаха в надежде взглянуть на нее хоть одним глазком? И за все эти годы ему удалось увидеть ее только раз – там, во дворе. Она о чем-то беседовала с Хийси и смеялась. Слыша ее смех, Питер улыбался, и слезы текли по его щекам. От страстного желания быть рядом с ней ныло все тело.
Туман начал рассеиваться, послышался плеск волн, пахнуло морем. Серая земля в клубах тумана сменилась мокрой прибрежной галькой. Впереди тянулся вдоль берега каменистый уступ, поросший чахлыми соснами и елями. Ни буйной тропической зелени, ни следа волшебного народца… Воздух был холоден и сыр, от резких запахов защипало в носу. Даже крики птиц звучали непривычно. Однако все это отчего-то казалось странно знакомым. Все тело пробрала дрожь – и вовсе не из-за резкого пронизывающего ветра. Питеру стало ясно, где он. Он понял, что вновь оказался в мире людей.
Вскарабкавшись на прибрежный уступ, Питер оглянулся назад. Туман подступал к самому берегу, и сквозь его клубы не было видно ни следа, ни намека на скрытое за ним волшебное царство. Первым побуждением было – отправиться назад, в Туман Владычицы, вернуться в безопасные леса Авалона. Но Питер, поморщившись, покачал головой. «Теперь опасность ждет меня и там, – подумал он. – Ульфгер не отступится, пока не убьет меня».
Он оглядел берег – бесконечные мили зимней серости, серости мира людей. «А что ждет меня здесь? – подумал он, вновь мрачно покачав головой. –
