сосновыми шишками и комьями грязи, они проводили его до самого берега Гогги-крик.
Пронзительный щебет над головой вернул Питера из прошлого в настоящее. В воздухе мелькнули зеленые фигурки: феи – сразу три – спрыгнули с ветки и улетели вперед, вдоль тропы.
– Похоже, вести о нашем визите опережают нас, – с иронической усмешкой сказал Таннгност. – Смотри в оба: скоро хозяева выйдут встречать высоких гостей.
Оглядевшись, Питер заметил каменный выступ совсем рядом с тропой.
– Подождем там, наверху, – предложил он. – Эти камни дадут мне хорошую фору, если вдруг потребуется уйти пораньше.
Тролль кивнул, и оба полезли наверх.
– Все будет хорошо, – сказал Таннгност. – Если, конечно, придержишь язык и не станешь злить его. Он не сможет поднять на тебя меч после того, как его собственный отец пожаловал тебе место среди Дивных. Честь обязывает его хотя бы выслушать нас.
– Честь? У Ульфгера нет чести.
– Честь у Ульфгера имеется – во многих отношениях это и есть главная причина его несчастий. Он связан тем, что полагает своим долгом; насколько искажено его понимание долга – уже другой вопрос. Он чтит милости, оказанные его отцом. Но не мне предупреждать тебя об осторожности. Сам знаешь: он был бы рад убить тебя. И если отыщет повод объявить тебя угрозой Авалону или благополучию Владычицы, непременно попробует сделать это.
– Судя по твоим рассказам, он держит Владычицу чуть ли не в плену.
– Питер, ты искажаешь мои слова. Я никогда не говорил такого вздора.
– Ты сказал, что он никого не допускает к ней и не позволяет ей выходить. Когда ты в последний раз видел, чтоб она выходила из убежища?
Огромные мохнатые брови Таннгноста сошлись на переносице.
– Точно не помню. И даже не знаю, выходит ли она оттуда вообще.
– Вот видишь!
– Однако я не верю, что это – козни Ульфгера. Похоже, с гибелью Великого Рогатого погибла и часть Модрон. Я видел ее однажды, мельком, через какое-то время после той великой битвы. Она не узнала меня. Возможно, даже и не видела – смотрела сквозь меня, будто спала с открытыми глазами. А эльфы говорят, что со временем она становится все апатичнее и слабее. К сожалению, она пренебрегает заботой о Тумане, и в нем, как тебе хорошо известно, расплодились слуа. Они питаются им… питаются ею, – тролль помолчал. – Боюсь, если она окончательно утратит волю, Туман исчезнет. И это будет концом для всех нас… – Таннгност собрал в кулак свою длинную бороду и надолго задумался. – Да… так о чем это мы?
– О том, что за осел этот Ульфгер, – улыбнулся Питер.
– Ах, да. Верно. Вот что я хотел сказать. Каковы бы ни были недостатки Ульфгера, ты никогда не должен забывать: он – сын Рогатого. Он, и только он, может надеть Рогатый Шлем и взять в руки Калибурн.
– Но ведь меч сломан.
– Даже сломанный, этот клинок хранит в себе достаточно силы и яда, чтобы помочь нам оттеснить Пожирателей плоти в Туман.
– Но ты никогда не рассказывал мне об этом! Чего же мы ждем? – голос Питера зазвенел от возбуждения. Глаза его загорелись. – Где они его держат? Доберусь и стащу. Да будь у меня этот меч, я справился бы с Пожирателями плоти сам!
– Питер… – Таннгност запыхтел и постучал по лбу мальчика. – Ты хоть когда-нибудь слушаешь меня? Неужели ты проспал все мои уроки? Неужели все жемчужины моей мудрости растрачены на безмозглого глупца? Калибурн был выкован Аваллахом и дарован Рогатому с тем, чтобы тот защищал Авалон вместо него, изгонял чужаков прочь.
– Я знаю, – пробормотал Питер.
– Одно его прикосновение означает смерть. Только те, в ком течет кровь древних династий, могут взять его в руки. И кто из таковых еще с нами?
Питер пожал плечами.
– У тебя на плечах голова или погремушка? – сказал Таннгност. – Ульфгер. Из наследников древних династий не осталось никого, кроме Ульфгера. Даже эльфы не могут коснуться этого меча, не обжегшись. А полукровка вроде тебя… Да ты просто выгоришь изнутри!
Питер помрачнел.
– Питер, нравится тебе это или нет, без Ульфгера не обойтись. Мы должны сделать все, чтобы убедить его присоединиться к нам.
– Ну, одно могу сказать: если ты хоть чуточку полагаешься на него, то это у тебя на плечах не голова, а погремушка. Ульфгер – трус. И все кончится точно так же, как у Русалочьей бухты.
– Нет, он не трус. Просто слишком увяз в прошлом. Ульфгер унаследовал от отца физическую мощь, но не силу воли. Он никак не может подняться над призраком отца. Ведь он не по своей воле остался в стороне от той великой битвы. Отец заставил его дать клятву защищать Владычицу и ее сад, что бы ни случилось. Ульфгер держит эту клятву до сих пор и не оставит Лес Владычицы. Пусть Авалону грозит скорая гибель, он не усомнится, что его долг – оставаться с Владычицей.
