Вы знаете, что Христа часто называют Словом Божиим. Выражение, видимо, относится к божественной природе Христа. Оно пришло к нам из пролога к Евангелию от Иоанна (Ин 1:14). Потому что Христос ведь и в самом деле стал для нас как бы «рупором» Бога, внешним проявлением Божественного могущества и Любви[358]. Святой Ириней Лионский[359] задавался тем же вопросом, что и мы с вами, но ему удалось удачно его сформулировать: «Слово умолкало, чтобы Он мог быть искушен, поруган, распят и смог умереть»[360]. Вы видите теперь, что сила и могущество Бога перестали действовать в Нем не только для того, чтобы Он смог пострадать, но и для того, чтобы Он был «искушен». Это еще один вариант «разъединения». И наоборот, победа Христа над страданием и искушением выражается у святого Иринея в словах, что человек в Нем был «поглощен» Богом. А это еще один способ выразить «взаимопроникновение».
Итак, Христос не выдает нам спасение извне. Он «восстанавливает» нас в Себе, говорит Ириней. Эта идея «восстановления» всего человечества во Христе вообще лежит в сердцевине богословской мысли. Но именно ее я и попытался вам передать в более современных выражениях с помощью образа голограммы. Потому что мы не спасаемся автоматически, как бы без нашего ведома и не по нашей воле, через этот механизм «восстановления». Но Христос в Себе «укрепил Своею силою Человека, который пребывал в тлене, и восстановил его на пути нетленности». Такую возможность вернул нам Христос. Теперь мы вернулись на правильный путь, снова вступили в процесс, который может привести нас к бессмертию [361].
Еще один из отцов Церкви, св. Григорий Назианзин, считает, что Христос, видя мое «непослушание», даже и его тоже принимает на Себя[362]. Вот вам пример «разъединения». И даже более того, тут проходят одновременно, одним махом, и аспект «разъединения», и аспект голограммы: «Он сделался для иудеев иудеем, чтобы приобрести иудеев… Он сделался для немощных немощным, чтобы спасти немощных… иногда и сон вкушает, чтобы и сон благословить; иногда утруждается, чтобы и труд освятить, иногда и плачет, чтобы и слезы сделать похвальными»[363]. Или еще: «Но, “приняв образ раба”, Он [Христос], снисходит на уровень братьев по рабству, рабов, приемлет на Себя чужое подобие, представляя в Себе меня и все мое, чтоб истощить в Себе мое худшее, подобно тому, как огонь истребляет воск, или солнце – земной пар, и чтоб мне, чрез соединение с Ним, приобщиться свойственного Ему»[364].
Как обычно, западные комментаторы, как правило, ослабляют этот текст, видят в нем всего лишь образ, символ, в обедненном значении этого слова. Они не понимают, что для Отцов, как и для апостола Иоанна, как и для апостола Павла, время и пространство на этом уровне реальности уже не играют никакой роли. Если этого не понять, не принять как ключ к пониманию, тогда фразы типа «Он носит меня в Себе, целиком, со всеми моими слабостями» не будут иметь никакого смысла. Такие комментарии приводят комментаторов к привычной им западной схеме: Христос берет на Себя все мои долги, Он мой представитель, предстатель за меня перед Отцом!.. К счастью, некоторые богословы все же лучше понимают подлинный смысл такого богословия. Уже по моей первой книге вы видите, что я тут не одинок. Но нам до сих пор не хватает синтеза таких идей. Именно этот пробел я и пытаюсь восполнить. Но продолжу цитировать св. Григория: «Поэтому собственным Своим примером возвышает Он цену послушания, и испытывает Его в страдании; потому что недостаточно бывает одного расположения, как недостаточно бывает и нам, если не сопровождаем его делами, ибо дело служит доказательством расположения»[365]. Итак, для реальной помощи нам недостаточно просто общего расположения Христа как Бога. Оно должно еще развернуться в поступки, чтобы придать нам тот динамизм, который способен нас увлечь:
«Он поставил против дерева – дерево[366], и руки Свои против иных рук: руки Его великодушно открыты в сравнении с теми руками, что протянуты с алчностью, Его руки пригвождены, а те опущены в отчаянии, Его руки обнимают всю землю, а те заставили изгнать Адама»[367].
Другой святой Григорий, Григорий Нисский[368], в свою очередь, поясняет, что Христос не только освободил наше тело от смерти, но и «рассеял в нем всю природу зла»[369]. Во Христе наша человеческая природа соединяется с Его божественной природой, но тут «дело не в том, что бесстрастная природа (божественная) сделалась подверженной страстям, но в том, что то, что было изменчиво и подчинено страстям, благодаря сообщению с незыблемым, превратилось в бесстрастное»[370]. Современным языком это можно выразить примерно следующим образом: такое единение двух природ происходит не так, что в нем оказывается ослабленной божественная природа, а так, что в нем наша, человеческая природа усиливается и выпрямляется. Тут отражены одновременно и аспекты взаимопроникновения, и аспекты голограммы.
Чуть позднее Псевдо-Дионисий Ареопагит так опишет ту духовную битву, которую всем нам приходится вести: «Христос, как Бог, возглавляет поединок; как Премудрый, Он положил законы; как Совершеннейший, Он уготовил победителям заслуженные ими награды; и, что еще божественнее, как Благой, Он Сам стал в ряду подвижников вместе с ними, приняв священный подвиг за их свободу и победу…»[371]. Христос, таким образом, сражается одновременно и за нас, и внутри нас.
А вот еще один интересный богослов, которого только сейчас начинают по-настоящему ценить и открывать, и все из-за тех слишком ожесточенных богословских споров и распрей, которых было так много в истории Церкви. Это Филоксен Маббогский: «Нужно было, чтобы мы возвысились над страстями… и не было другого способа, кроме того, чтобы Тот, Кто по природе своей выше их, стал бы для нас нашим образом и разделил наши страсти»[372]. То есть нужно было, чтобы Христос разделил с нами даже «наши страсти»! Вот вам и аспект разъединения. В другом тексте тот
