что ни гроша не заплатит, что ноги его больше не будет в этом доме, что эту мерзкую девку надо гнать в три шеи, и уходит, добавив к этим инвективам еще тысячу разных ругательств, которые я приведу, когда мне представится случай, потому что для этой страсти они не имеют особого значения, они только маленькая приправа к ней, а в другой они составляют главное условие.
– Ишь ты, – произнес Кюрваль, – экая чувствительная натура: из-за маленького кусочка дерьма так сердиться? А как же те, что это самое дерьмо поедают?
– Терпение, терпение, ваша милость, – отвечала Дюкло. – Позвольте моему рассказу идти тем порядком, какой вы сами установили, дойдет черед и до тех, о ком вы говорите.
– Через два дня пришла и моя очередь. Меня предупредили, чтобы я удерживалась и не испражнялась целых тридцать шесть часов. В кавалеры мне предназначался дряхлый сборщик королевских налогов, скрюченный подагрой так же, как и предыдущий гость. Приближаться к нему надо было нагишом, да только передок и грудь прикрыть со всей возможной тщательностью; насчет этого условия меня особо предостерегли: боже упаси показать хоть крошечный кусочек, тогда наш герой ни за что не сможет извергнуться. Я подошла к нему, он внимательно осмотрел мой зад, справился о моем возрасте, осведомился, действительно ли мне не терпится опростаться и какого сорта у меня дерьмо, мягкое ли, твердое. Еще сотня подобных вопросов, и я заметила, что беседа эта его порядочно оживила, член у него поднялся, что он и не преминул мне показать. Но предмет этот, дюйма четыре в длину и два-три дюйма в обхвате, даже во всем своем блеске, являл собою зрелище столь жалкое и ничтожное, что, не вооружившись очками, его и увидеть-то можно было с превеликим трудом.
Однако же по просьбе своего кавалера я ухватила его за член; усилия мои как нельзя лучше отвечали его желаниям, и он настроился свершить жертвоприношение.
– Ты и впрямь, дитя мое, хочешь по большой нужде? – еще раз спросил он. – Я ведь не люблю, когда меня обманывают. Давай-ка посмотрим, накопилось ли дерьмецо в твоем задике.
И с этими словами запускает средний палец правой руки в мою задницу, а левой старается поддерживать в своем члене ту боевитость, которую я ему придала. Пытливому пальцу не понадобилось далеко идти, чтобы убедиться, что у меня и вправду все наготове. Старичишка сразу же наткнулся на содержимое моей кишки и пришел в восторг.
– Эге, черт побери, – воскликнул он. – Курочка вот-вот снесет яичко. Я его уже нащупал.
Он облобызал мою задницу и, видя, что мне уже невтерпеж, усадил на особое приспособление на манер того, что вы, господа, устроили в своей часовне. Машина эта предназначалась именно для него, ведь дня не проходило, чтобы он не забавлялся на ней либо с девицами мадам Фурнье, либо с приглашенными со стороны.
Зад мой, выставленный ему на обозрение, должен был опорожняться в сосуд всего в двух-трех дюймах от стариковского носа. Кресло, установленное как раз под кругом, на котором я восседала, служило троном для этой невысокой особы. Он видит, что я заняла свое место, он садится на свое и командует начинать. Прелюдией исполняется несколько попердываний, он вдыхает аромат с упоением. Наконец, появляется первая колбаска и наш герой обомлевает.
– Тужься, малютка, высирай все, ангел мой, – кричит он, воспламеняясь все более. – Ах как красиво дерьмо выходит из твоей красавицы попки!
И он помогает мне, пальцами разминая задний проход, облегчая выход; в то же время он дрочит вовсю, не сводит глаз с моей задней дыры, исходит сладострастием, приходит в совершенное исступление; его вопли, его стоны, его прикосновения – все свидетельствовало, что последний момент близок, и, повернув голову, я окончательно убедилась в этом: несколько капель спермы исторгло его крохотное орудьице в тот самый сосуд, куда я навалила порядочную кучу. Покидал он меня вполне довольный, даже заверил, что непременно окажет мне честь и навестит еще раз, хотя мне в это трудно было поверить: я-то знала, что никогда он не приходит к одной и той же девице дважды.
– Ну, это понятно, – заметил президент, целуя между тем ягодицы своей подруги по ложу, Алины. – Надо совсем дойти до ручки, вконец изголодаться, чтобы заставить дважды срать одну задницу.
– Господин президент, – вмешался епископ, – ваш прерывающийся голос говорит мне, что у вас стоит.
– Да помолчите, – ответил Кюрваль, – я как раз целую ягодицы вашей достойной дочери, а она соблаговолила отпустить мне лишь пару несчастных пердунчиков.
– А вот я куда счастливее вас: ваша почтенная супруга только что навалила мне великолепную кучу.
