сестры, написанное ею совместно с Анетой Керн; обе они очарованы друг другом. Лев пишет мне в том же письме тысячу нежностей, и, к великому своему удивлению, я нашла также несколько строк от Дельвига, доставивших мне много удовольствия. Мне кажется, однако, что вы слегка ревнуете ко Льву. Я нахожу, что Анета Керн очаровательна, несмотря на свой большой живот, – это выражение вашей сестры… Вы хотите на «предмете» Льва выместить его успех[37] у моей кузины. Нельзя сказать, чтобы это свидетельствовало о вашем безразличии к ней».
О том, что Александр Сергеевич все еще не был безразличен к Анне, свидетельствует и его собственное письмо к Алексею Вульфу от 7 мая 1826 г.: «Что делает вавилонская блудница Ан[на] Петр[овна]? Говорят, что Болтин[38] очень счастливо метал против почтенного Ерм[олая] Фед[оровича]. Мое дело – сторона; но что скажете вы?» Увидев клеймо «вавилонской блудницы» на той, которую совсем недавно, меньше года назад, поэт сам же называл «гением чистой красоты», современному читателю трудно не вспомнить анекдот о том, что мужчина обвиняет женщину в легком поведении только тогда, когда эта женщина ему отказала. Эти слова – не что иное, как проявление ревности и досады, недаром они написаны в письме к Вульфу, бывшему другом Пушкина, но все еще остававшемуся любовником Керн. Роман Вульфа с Анной Петровной (именно так, по имени-отчеству, Алексей называл ее в своем дневнике), судя по этому самому дневнику, продолжался с некоторыми перерывами до начала 1829 г., до того момента, пока Алексей из-за безденежья не отправился служить в армию. Однако это была связь уже скорее по привычке, страсть с обеих сторон поутихла, из пылких влюбленных Алексей и Анна превратились в так называемых друзей-любовников. Анна не скрывала от него своих новых увлечений и знала, что Вульф одновременно крутил романы и с сестрой Керн Лизой, и с ее новой подругой Софьей Михайловной, женой Антона Дельвига[39].
«Вторая жена» и «безномерный муж»
С Антоном Дельвигом Анна познакомилась, вероятно, еще в Лубнах. Отец барона служил в Полтавской губернии и общался там с генералом Керном как раз в период его женитьбы на Анне. Известно, что Дельвиг навестил отца сразу после выпуска из лицея в 1817 г. Зимой или весной Анна Петровна встретилась с ним вновь, познакомилась с его женой, и вскоре это знакомство переросло в дружбу.
Жена Антона Дельвига Софья Михайловна тоже была яркой и незаурядной личностью, человеком одаренным, но слишком впечатлительным и легкомысленным. Она рано лишилась матери и воспитывалась в пансионе, где не только хорошо училась, но и мечтала о любви и тайком зачитывалась романами, которые ученицы ухитрялись, вопреки всем запретам, проносить в дортуары и прятать под подушками. Впрочем, любимым ее автором был не кто-то из французских романистов, а «несравненный Пушкин». Софья знала наизусть все им напечатанное и была так увлечена его творчеством, что П. А. Плетнев, бывший в то время ее преподавателем словесности, в шутку называл ее Александрой Сергеевной.
Почти сразу после выхода из пансиона у нее произошел бурный роман с Константином Гурьевым, весьма скандальной фигурой своего времени.
Константин Гурьев, крестник цесаревича Константина, был принят в Царскосельский лицей вместе с Пушкиным, Дельвигом и остальными их однокашниками, хотя и был моложе большинства из них на год или даже на два (родился в 1801 г.). По отзывам наставников, он был «с хорошими дарованиями, боек, смел, чрезвычайно пылок, беглого ума, услужлив, но при малейшем поводе суров, вспыльчив, сердит, дерзок и нескромен».
Хорошенький, озорной и изобретательный Гурьев быстро сделался близким другом Пушкина и заводилой большинства проказ лицеистов. Бытует мнение, что далеко не все эти проказы были невинными детскими шалостями, о чем недвусмысленно повествует стихотворение Пушкина «Красный тюльпан», где говорится:
Судя по всему, герой этих стихов – именно Гурьев. В Царскосельском лицее Гурьев проучился недолго, через год его отчислили после того, как застали с двумя друзьями в самый разгар «интимной встречи». Возмутил лицейское руководство не сам факт «счастья тайных мук», об этом педагоги знали и закрывали глаза на такую пикантную подробность жизни молодых людей, изолированных от женского общества. Причиной стало место свидания – в зале для торжеств, прямо под бюстом императора Александра I (в том самом зале, который увековечил на своем полотне Илья Репин). Гурьева исключили, но с деликатной формулировкой «возвращен родителям», и не за что-нибудь, а за «греческие вкусы». По свидетельствам очевидцев, юный Пушкин, узнав об исключении друга, несколько дней проплакал в своей постели и впоследствии посвятил Гурьеву грустное стихотворение «Слеза».
О дальнейшей судьбе Гурьева известно немного: он сумел по протекции попасть в кавалергарды, позднее служил дипломатом и умер сравнительно молодым.
Следующим претендентом на внимание Софьи был декабрист Петр Каховский[40], который сватался к ней, получил отказ от ее отца и уговаривал избранницу бежать с ним, но безуспешно.
