людях, с которыми встречался Никитенко на своем жизненном пути.
В 1827 г. Никитенко арендовал квартиру в том же доме, что и Керн (на набережной Фонтанки). Он познакомился с Анной Петровной, влюбился в нее и подробно описывал в дневнике всю историю их отношений, судя по всему, для него чрезвычайно важных и серьезных. Не встречая взаимности в том виде, в котором ожидал, Никитенко страдал и злился на Анну. Она же относилась к общению с ним легко, просто как к приятному времяпровождению, очередному поводу еще раз использовать «весь арсенал своего очаровательного кокетства».
Попасть в категорию людей, к которым Анна Петровна привязывалась на всю жизнь, Никитенко не удалось. Студенту хотелось встретить в своей избраннице поддержку и восхищение им, его талантом, и он показал Керн наброски своего романа. Анна Петровна их раскритиковала, написав автору: «Я нахожу, что ваш герой – не влюблен! – что он много умствует и что после холодного, продолжительного рассуждения как бы не у места несколько страстных и пламенных выражений… глубокое чувство не многоречиво… Вы желаете сделать впечатление на чувства и чтоб изображаемые вами были найдены естественны и сильны? – заставьте любить вашего героя, – он не любит, он холоден, как лед! Поверьте, что я не ошибаюсь, и чтение, и опытность позволяют мне судить о сей статье».
Автор не принял критики и обиделся: «Она смотрит на все исключительно с точки зрения своего собственного положения, и потому сомневаюсь, чтобы ей понравилось что-нибудь, в чем она не видит самое себя». Когда Анна взамен прислала ему «часть записок своей жизни», Никитенко решил, что это сделано, «чтобы я принял их за сюжет романа, который она меня подстрекает продолжать. В этих записках она придает себе характер, который, мне кажется, составила из всего, что почерпнуло ее воображение из читанного ею». По его мнению, Анна «настоятельно выражала желание, чтобы я непременно воспользовался в своем произведении чертами ее характера и жизни, упреки за неисполнение этого показывают, что она гневается просто за то, что я работаю не по ее заказу.
Она хотела сделать меня своим историографом и чтобы историограф сей был бы панегиристом. Для этого она привлекала меня к себе и поддерживала во мне энтузиазм к своей особе. А потом, когда выжала бы из лимона весь сок, корку его выбросила бы за окошко, – и тем все кончилось бы. Это не подозрения мои только и догадки, а прямой вывод из весьма недвусмысленных последних писем ее».
Возможно, эти и остальные дневниковые записи Никитенко и не стоили бы такого пристального внимания исследователей, если б не одна важная деталь – они были созданы именно в тот период, когда в жизни Анны Керн вновь появился Пушкин.
«Он никого не любил, кроме няни и сестры…»
8 сентября 1826 г. император Николай I освободил Пушкина от ссылки. Это произошло в Москве, куда Пушкина по высочайшему указанию привезли из Михайловского, и стало приятнейшим известием для многих. Самыми первыми откликнулись на него две Анны – Вульф и Керн. 11 сентября Анна Николаевна написала поэту в Москву письмо, в котором, помимо всего прочего, говорилось: «Анет Керн принимает живейшее участие в вашей судьбе. Мы говорим только о вас; она одна понимает меня, и только с ней я плачу».
Следующее письмо, от 15 сентября, было от Дельвига, и там также упоминалась Анна Петровна: «Поздравляем тебя, милый Пушкин, с переменой судьбы твоей. У нас даже люди прыгают от радости. Я с братом Львом развез прекрасную новость по всему Петербургу. Плетнев, Козлов, Гнедич, Сленин, Керн, Анна Николаевна [Вульф] все прыгают и поздравляют тебя. Как счастлива семья твоя, ты не можешь представить… Между тем позволь мне завладеть стихами к Анне Петровне»[43].
