В тот период отношения Анны Петровны и Пушкина напоминают отношения старых друзей, которые знают друг друга слишком давно и хорошо, чтобы испытывать какие-то чувства, кроме дружеских. «Посещая меня, – вспоминала Анна Петровна, описывая зиму 1828 г., – Пушкин много шутил. Во время этих шуток ему попался под руку мой альбом – совершенный слепок с того уездной барышни альбома, который описал Пушкин в Онегине, и он стал в нем переводить французские стихи на русский язык и русские на французский. …
Под какими-то весьма плохими стихами было написано: «Ecrit dans mon exil»[50]. Пушкин приписал: «Amour, exil![51] – Какая гиль!»[52]».
«Дмитрий Николаевич Барков[53], – вспоминает далее А. П. Керн, – написал одни всем известные стихи не совсем правильно, и Пушкин, вместо перевода, написал следующее:
Так несколько часов было проведено среди самых живых шуток, и я никогда не забуду его игривой веселости, его детского смеха, которым оглашались в тот день мои комнаты».
Многие исследователи сходятся на том, что в своих мемуарах Анна Петровна приводит лишь самые приличные шутки и стихи из своего альбома. Весьма вероятно, что тетрадь содержала также строки куда более фривольные.
Из воспоминаний племянницы Анны Петровны, Любови Павловны Полторацкой, известно, что альбом, где были записаны эти стихотворения, постигла печальная участь. Будучи 13-летней девочкой, Любовь Павловна случайно нашла его в кладовке, среди всякой хозяйственной рухляди, «сваленной туда за ненадобностью». «Мы всегда любили рыться в кучах старых вещей – безмолвных свидетелей прошлого: старинных изломанных ларцах и несессерах, во всяких домашних рукоделиях, рамочках и миниатюрах, – писала она. – Вскоре привлек мое внимание старый альбом; то была довольно объемистая тетрадь в четверть листа в кожаном переплете темно-зеленого сафьяна с золотым обрезом, довольно толстая. В то время все мы, девочки-подростки, чувствовали слабость к альбомам со стишками и всякими сувенирами и старались обзаводиться собственными альбомчиками, куда на листочках сиреневой или бледно- розовой бумаги мы списывали любимые стихи и весьма гордились, если кто-нибудь из кузенов или приятелей заносил сюда продукты своего творчества, большей частью, конечно, явно подражательного характера. Я зачиталась найденной тетрадью, не без тайной мысли списать что-нибудь для себя.
При всей своей неопытности я с первых строк почувствовала, что это не наши наивные полуребяческие писания, а что-то очень сильное и смелое. Смущаясь и краснея, дочитала до конца несколько отрывков и увидела под одним из них подпись Пушкина. Об этом имени так часто говорила в нашем доме наша взрослая молодежь, и это усилило интерес. Особенно, когда приметила, что все стихотворения написаны одной рукой, как мне показалось, рукой подписи. …Еще на нескольких страницах увидела подпись Пушкина. Еще были подписи Родзянко, Вульфа и, кажется, Языкова. В последнем, однако, не уверена – может быть, что запамятовала или перепутала».
Стихи в альбоме явно были весьма откровенными, так как барышня не решилась сказать о находке старшим, а спрятала тетрадь в своей комнате и читала исключительно тайком. «Эти дни были заполнены тревогой. Я замечала, что от этого чтения моя безмятежная детскость нарушается и тает, как льдинка от горячего прикосновения солнца. Было жутко, и сладко, и страшно от ощущения соблазна и греха…» Юная Любочка находилась под столь сильным впечатлением от прочитанного, что взрослые заметили ее состояние и встревожились. Испугавшись, что тайна будет раскрыта, а ее накажут, Люба в конце концов сожгла так сильно смущавший ее альбом в камине. «Так закончился мой первый соблазн и первый девичий стыд», – пишет она.
В конце 1827-го и в начале 1828 г. у Анны Петровны начался роман с другом Пушкина Сергеем Александровичем Соболевским, личностью очень яркой, популярной и противоречивой.
Сергей Александрович Соболевский (1803–1870) был внебрачным сыном знатного екатерининского вельможи и внучки обер-коменданта Петербурга. Чтобы скрыть факт незаконного рождения, его приписали к вымершему роду польских шляхтичей Соболевских.
Соболевский был хорошо образован, широко эрудирован, обладал безупречным литературным вкусом и редким чувством юмора, но использовал свой поэтический дар в основном для создания едких и точных эпиграмм. Не имея недостатка в средствах, он жил веселой и разгульной жизнью – блистал на балах и великосветских раутах, устраивал холостяцкие попойки и прославился многочисленными любовными приключениями.
Соболевский называл себя «Пушкиным кверху ногами». С Александром Сергеевичем он познакомился в 1818 г. Во время своего пребывания в Москве с декабря 1826-го по май 1827 г. (сразу после ссылки) поэт жил в его квартире в доме на Собачьей площадке. Именно Соболевскому Пушкин подарил свой знаменитый портрет кисти В. А. Тропинина.
