от города находится село Основа помещика, тайного советника Андрея Федоровича Квитки, где сосновая роща, приятная для прогулок, привлекает многих из городских обитателей всех сословий, а наиболее сад, в коем большое заведение экзотических растений, частью усвоенных здешнему климату».
Вместе с тем статья насыщена статистическими данными, сведенными в таблицы, в которых подсчитано, сколько в данном уезде пахотной земли, сенокосов, питейных домов, купечества, мещан, однодворцев, казенных крестьян, рабочих, цыган, строевого и дровяного леса, слобод, сел, деревень, хуторов, заказных рощ, почтовых лошадей, отставных нижних воинских чинов, разночинцев, отписных от монастырей и т. д., и т. п. Сообщено, где отличные рыбные ловли, где промышляют сушеною грушею, где развито шелководство, где винокурение, описаны гербы уездных городов, а также масса других многообразных сведений.
Самая маленькая из исторических статей Квитки – «Украинцы». Наиболее интересное в ней – это попытка, пусть даже непоследовательная, недостаточно обоснованная и малоубедительная, провести границу между понятиями «украинцы» и «малороссияне». Начинает он с того, что «народы, населившие нынешнюю Харьковскую губернию, большей частью были украинцы и имели с малороссиянами один язык и одни обычаи, но со времени своего здесь поселения значительно отклонились от них до заметной разности по нескольким причинам. Быв подчинены одному со внутренними местами России правительству, одним и тем же законам, они более слилися с общею массою русского народа, нежели малороссияне, которые долго имели своего гетмана и до сих дней особливое судное право».
Переселение сюда большого количества великороссиян привело к смешению здесь разных наций и породило особый характер народа, который Квитка называет слобожанским и для характеристики которого не жалеет добрых слов: «Слобожанин опрятен, гостеприимен, чистосердечно вежлив. Провести, обмануть в чем-либо он не сроднен и почитает это за грех. <…> Без власти и начальства не может пробыть, ждет распоряжений и исполняет их без уклончивости, из корысти не унижается, стремится к познаниям, <…> прежде всякого рукомесла старается обучить сыновей грамоте. <…> От сих- то причин и самый язык здесь гораздо очищеннее малороссийского. <…> Украинец любит музыку и имеет к ней способность… <…> Есть также имеющие способности к художествам. Из них самоучки-живописцы писали иконы в известных церквях, в иконостасах и т. п.».
Особо подчеркнута распространенность верноподданнических чувств: «…Ни один из жителей сей губернии ни в армии, ни вне губернии или отечества, нигде и ни в каком случае не забыл обязанности своей к престолу и не навлек пятна здешней губернии, всегда верной, преданной власти». Примерно половину статьи занимает подробное описание одежды, которую предпочитают носить слобожане, как мужчины, так и женщины. Лишь в самом конце статьи мы видим фразу, в которой слышится некоторая горечь: «Не только между молодыми мужчинами, которые, чтобы показать себя „удалыми“, стараются говорить русским наречием, нельзя уже услышать национальных песен, но и девки совершенно оставили их и уже мало знают обрядных, свадебных, купальных, колядных и проч.».
Последней по времени создания стала статья «Народные воспоминания, когда и для чего поставлены пушки в Харькове близ дома дворянского собрания». Она была напечатана в «Литературной газете» через месяц после смерти автора с подзаголовком «Последняя статья Г. Ф. Квитки (Основьяненки)». Начало ее едва ли не текстуально перекликается с восхитившим Белинского началом «Основания Харькова»: «Славный дом дворянского собрания в Харькове! Какая в нем огромная, пышная зала! Когда наше дворянство, исполненное чувством беспредельной любви к отечеству, собирается в этот зал, чтоб избрать из среды своей судей и руководителей к общему благу, все это единодушное, согласное семейство вмещается в этой зале. Нет особых комнат, отдельных закоулков, не нужны убежища для тайных совещаний, планов, предположений. Все идет на чистоту; слово скажешь – все слышат, все знают… Так вот огромна наша зала».
«Дом дворянского собрания» не сохранился, он был расположен на нынешней площади Конституции, рядом со зданием Исторического музея, в котором и находятся описанные Квиткой пушки. В свое время они вызывали недоуменные вопросы жителей города, именовавшихся не харьковчанами, как теперь, а «харьковцами»: «„Для чего эти пушки у дома дворянского собрания?“, „Откуда они взялись?“ „Неужели предполагают когда-нибудь стрелять из них?“, „Зачем им тут стоять?“, „Зачем было привозить их из отдаленных от нас крепостей или литейного завода?“ Часто слышу я такие суждения и вопросы, слушаю и ответы: „А кто их знает!“, „Откуда ни взяты, да взяты, поставлены, так и дело с концом. Наше дело смотреть на них да и только“.
Так и мне пришлось слышать вопросы и ко мне обращаемые о пушках, когда и для чего поставлены. Расскажу».
Рассказывает он о том, как казачьи полки, составленные из местных поселенцев, отбивались от крымских и ногайских татар и тогда пушки пошли на защиту крепостей в Слободско-Украинской области и исполняли свое назначение исправно. Когда же слободские казаки обратились в мирных жителей, развалившиеся крепости были уничтожены, а бывшие в них пушки свезены в Харьков. «Годные к употреблению пушки поставлены были на городском валу, где ныне университетский бульвар».
Стреляли, отмечая торжественные события, в каждый торжественный день на молебне, во время обедов, даваемых губернаторами, в военное время при известии о победе. По пушечной пальбе узнавали, что прибыл или отбыл из Харькова генерал и какого ранга – от этого зависело число залпов. «За обедом у генерал-губернатора при питии за высочайшее здравие их императорских величеств – 101, их императорских высочеств, наследника с супругою – 51, всех членов августейшей фамилии – по 31 выстрелу».
Как всегда, Квитка осведомлен обо всех деталях происходившего и точен в сообщаемой им информации. В заключение своего очерка он сообщает, что «губернатору предписано было все пушки, какие есть в Харькове, годные и негодные к употреблению, прислать в назначенный завод, а порох также сдать артиллерийскому начальству. Вот и прекратилась у нас стрельба!
