Филька, который вился в ногах у Ольги, выпрашивая завтрак, выгнулся дугой, хрипло и противно мяукая.
– Чего вы, чего? – испуганно загородилась руками Симочка.
Ольга заметила, что лицо ее было исполосовано подсохшими царапинами.
Мелькнуло какое-то воспоминание… но нечеткое, смутное…
– Что у тебя с лицом? – не удержалась от вопроса Ольга.
– Да сама не знаю, – растерянно ответила Симочка, глядя пустыми глазами. – Кошка какая-то поцарапала, как с ума сошла – набросилась…
Женя умолкла, Филька поплелся на кухню, к своей плошке.
– Ты зачем пришла? – спросила Ольга неприветливо.
– Дак как же?! – всплеснула руками Симочка. – Дак как же?! Надо же помочь! Нынче же Василия Васильевича выписывают!
Она так и сказала – выписывают, словно все это время Васильев находился в больнице на излечении, а не в тюремном заключении.
– Откуда ты знаешь? – изумленно воскликнула Ольга, но тут же вспомнила, как Симочка говорила о каком-то своем родственнике… Ах нет, куме, который якобы служил в охране того самого Крестовоздвиженского монастыря, где содержался Василий Васильевич. Неужто это именно он прибежал нынче с утра пораньше и сообщил радостную весть о скором освобождении Васильева? Если он мог по каким-то гнусным причинам наврать домашним Василия Васильевича, то своей куме он, конечно, врать не стал бы. Видимо, он был совершенно уверен в возвращении узника домой, если сообщил об этом Симочке. И наверное, именно она науськала кума явиться в дом, откуда была изгнана, чтобы, так сказать, подготовить свое появление и подольститься. Видимо, очень хотелось вернуться обратно!
Вообще-то это не так уж плохо. Ольге было очень трудно управляться с уборкой, ухаживать за Асей и Женей, готовить, она только в кабинете смогла навести какой-то порядок, так что за последнее время дом пришел в полное запустение, а уж про сад и говорить нечего! Если Василий Васильевич в самом деле вернется… Нет, нельзя говорить –
Сейчас только семь утра. Кум-охранник сообщил, что Василий Васильевич появится после полудня. Времени мало, но оно есть! Эх, если бы Ася помогла, скажем, в саду, но на это невелика надежда. Хорошо хоть, в погребе на леднике лежит мясо, которое Ольга вчера купила чуть ли не на последние деньги! Картошка есть, овощи… На базар не надо бежать, и на том спасибо, а то ведь совершенно некогда.
– Симочка, принимайся за уборку! – крикнула Ольга весело. – Займись домом, а я наведу порядок в саду. Женя будет со мной. Как закончишь убираться, наруби котлет, Василий Васильевич очень любит котлеты, ты же знаешь!
– Кому же знать, как не мне! – радостно подхватила Симочка. – Уж сколько этих котлет я ему жарила, не счесть! Не сомневайся, Олечка, сейчас все сделаем. А где же Асень… Анастасия Степановна? – тут же поправилась она, перехватив выразительный взгляд Ольги, которая кое-как могла стерпеть это «Олечка», обращенное к себе, но никаких «Асенек» не потерпела бы!
– Она плохо себя чувствует, – буркнула Ольга. – В детской приберетесь в последнюю очередь, пусть Анастасия Степановна отдохнет.
Симочка кивнула и кинулась в кладовочку, где стояло ведро и лежали тряпки для уборки, а Ольга торопливо приготовила завтрак для Жени и для Аси, одну накормила, другой отнесла еду наверх (Ася лежала, свернувшись калачиком, отвернувшись к стене и закрыв глаза, так что Ольга не стала ее тревожить) и пошла в сад, поползла на четвереньках между грядок, пропалывая буйные сорняки. Женя возилась на одеяле, то играя с Филькой, то задремывая, то радостно крича что-то деревянным игрушкам.
Настенные часы в кабинете Васильева пробили десять. Сад был приведен в порядок, и Симочка доложила, что с уборкой покончено и теперь она берется за приготовление праздничного обеда.
– Жалко, дрожжей нету, я б такой пирог… – начала было она, но осеклась, увидев высунувшуюся из окна на втором этаже Асю.
– Оля! – крикнула та суматошно. – Оля, сегодня Вася возвращается! Иди скорей сюда, помоги мне в порядок себя привести! Мне нужно помыть голову, уложить волосы… Колонку скорей затопи, воды нагрей, платье мне погладь! Белое, в синий горошек! Это Васино любимое. И щипцы найди. Я хочу прическу… Локоны! Ах, Симочка, здравствуйте, я вас не заметила, извините. Пожалуйста, уберите тут, в детской, чтобы все сверкало, а я в ванную иду. Я хочу Васю встретить там… У ворот… Ну, около самой тюрьмы. Этот человек сказал, что их в полдень выпускают… Я буду его там ждать!
Ольга только головой покачала. Вообще не надо бы Асе никуда идти, очень она слабая, но разве можно остановить этот радостный порыв, вернувший ее к жизни? И разве нужно его останавливать?!
– Хочешь, я с тобой пойду? – спросила Ольга, уверенная, что Ася согласится, и даже покачнулась, неожиданно услышав резкое:
– Нет! Я хочу сама! Я хочу сама, как раньше, когда мы были только вдвоем! Я и Вася! Не хочу, чтобы мне мешали!
Ольга промолчала. Впервые открылось ей то, что Ася таила даже, может быть, от себя: ревность к ней и к Жене, боль оттого, что для мужа она как бы померкла, отошла на второе место… Но в следующую минуту Ася уже радостно кричала: «Где щипцы, где эти несчастные щипцы для волос?!»
Около часу дня все в доме крутилось колесом! Ася беспрерывно смеялась, в этой ее веселости было что-то истерическое, неестественное, но Ольге казалось, что это все же лучше, чем недавнее тупое лежанье днями и ночами в постели. На смену безразличию и неряшливости пришло придирчивое внимание к каждой мелочи, и Ася засадила Ольгу поднимать петли на внезапно порвавшемся чулке, истерически кричала, что эти чулки подарил ей Вася, и
