– Ольга, вы говорите, у вас тут родственники есть, в Горьком? – как бы между делом спросил Василий Васильевич.
– Вернее, были, – ответила она, надеясь, что ее новые знакомые решат: голос у нее дрожит от горечи, а не от неодолимого напряжения. – Отец умер, а мачеха мне об этом даже не сообщила. Втихаря переписала на себя наши комнаты – да и выгнала меня вон. Я собрала кое-какие вещички и ушла. А по пути ко мне котенок пристал. Такой же бездомный, как я…
«До чего же лихо я вру!» – не то ужаснулась, не то обрадовалась Ольга.
– А работа у вас есть? – вкрадчиво проговорила Анастасия Степановна.
– Еще не успела я работу найти, – покачала головой Ольга, продолжая удивляться, сколько проторенной оказалась дорожка той лжи, на которую она ступила. – Мне бы хотелось опять няней устроиться, а в дороге у меня сумочку украли… В ней была рекомендация от прежних хозяев и трудовая книжка. Без них не берут.
– Да какая еще рекомендация вам нужна?! – всплеснула руками Анастасия Степановна. – Стоит только увидеть, как вы с ребенком обращаетесь, и сразу ясно, что вы свое дело знаете, вам можно доверять!
– Спасибо на добром слове, – улыбнулась Ольга, снова укладывая на кровать Женю, уснувшую по-настоящему крепким, сытым сном. – Ну, я пойду, наверное? А то ворвалась… хозяйничаю тут у вас…
– Как пойдете? – схватила ее за руку Анастасия Степановна, и на ее усталом, осунувшемся лице выразился истинный ужас. – Вася, Вася, ну скажи ей! Скажи!
– Ольга, вам нужна работа, а нам нужен кто-то, чтобы помогать управляться с ребенком, – выпалил Василий Васильевич. – Что девочку, что вас нам Господь послал, не иначе! У нас свободная комната есть. Мы ее хотели детской сделать – так она и будет детской! Устроитесь там вместе с малышкой. Пропишем вас, так что не беспокойтесь ни о чем. Насчет жалованья договоримся, вы не сомневайтесь! Да, и котенок ваш пусть остается, хорошо?
Ольга слабо улыбнулась. Хоть именно этого она и ждала всем сердцем, всем существом своим, но все же не вполне еще верила, что все вышло именно так, как она надеялась и мечтала. Растерянно кивнула:
– Спасибо вам… Спасибо большое!
– Это вам спасибо! – вскричала Анастасия Степановна. – Вы нас просто спасаете!
– А главного я не спросила, – улыбнулась Ольга. – Как зовут вашу девочку?
Васильевы растерянно переглянулись. Похоже, они даже не успели об этом подумать!
– Я думала, может быть, тоже Дариной ее назвать, – тихо сказала Анастасия Степановна. – Но я слышала, что это дурная примета – назвать ребенка именем недавно умершего.
– Дурная, в самом деле, дурная, – горячо подхватила Ольга.
– Мы, когда рождения ребенка ждали, все спорили, как назвать, если родится девочка, – вспомнил Василий Васильевич. – Жена хотела Дариной, а я – Евгенией. Тогда вышло по ее. Так может быть, теперь…
– Как вы думаете, Оля? – робко взглянула на нее Анастасия Степановна. – Хорошее имя?
Ольга ничего не сказала, только кивнула. Боялась – если заговорит, то просто разрыдается от счастья…
За Ромашовым пришли ночью.
За всеми всегда приходили ночью. В том числе и за теми, кто сам служил в НКВД и даже ГУГБ. Никто не задавался вопросом: за что? Объяснят там, куда отвезут. При этом ты узнаешь о себе очень много нового!..
Ромашов видел в окно черную «эмку» у подъезда и знал, что сейчас очень многие его соседи замерли около своих окон и гадают, в чью дверь позвонят и кого увезут на сей раз. Ромашов был уверен, что это пришли за ним, и не ошибся.
Раздался звонок.
– Кто там? – спросил он, поспешно натягивая галифе и едва справляясь с судорогой, стиснувшей горло.
Незнакомый голос вежливо назвал его по имени-отчеству и добавил:
– У меня к вам поручение от товарища комиссара госбезопасности третьего ранга.
В первую минуту Ромашов подумал о Бокии. Но нет, Бокий никак не мог бы послать сюда своего порученца. Свои отношения с Ромашовым он держал в строжайшем секрете. Да и по имени-отчеству его никогда не называл, только Ромашовым или Нойдом. Конечно, речь идет о Николаеве-Журиде, начальнике оперативного отдела!
А еще, скорей всего, речь ни о ком не идет. Это просто предлог для того, чтобы заставить его открыть дверь. Хотя обычно, кажется, говорят: «Вам телеграмма». Может быть, ему так не сказали, потому что знают: он один как перст и ждать ему телеграммы совершенно неоткуда.
Ромашов глубоко вздохнул, включил свет в прихожей и повернул рукоятку английского замка.
На пороге стоял незнакомый молодой человек с петлицами сержанта госбезопасности и двумя красными нарукавными «галками»[46].
