формальный знак, лишенный какого-либо конвергентного свойства, каждый значок на рабочем столе на экране монитора, открывающий ее, как и сам компьютер, скрывает, возможно, сам о том не подозревая, универсальный образ – аналог гегелевского образа равнодушного бытия как предмета, в котором «наблюдающий разум ищет и находит себя самого», а абстрактная работа духа становится механической, вобравшей в себя то, что оказалось истиной отношения причинности и что создает единичность и возвращается к единичности. Само «число – нечувственный предмет, и занятие им и его сочетаниями – нечувственное занятие; дух, следовательно, этим приучается к рефлексии в себя и к внутренней абстрактной работе, что имеет большое, но все же одностороннее значение. Ибо, с одной стороны, так как в основе числа лежит лишь внешнее, чуждое мысли различие, то указанная работа становится бессмысленной, механической»[156]. Эта рефлексия в себе или, как говорит Гегель в другом месте, форма всеобщей рефлектированности многообразия монады в самое по себе неопределенную единичность, переносится сегодня в структуру компьютерной программы как таковой (даже само сознание понимается В. А. Лефевром как «рефлексивный компьютер»[157]), ее непроницаемая тайна представлена в качестве неосязаемого, невидимого на экране предмета, ее текст может быть и полностью скрыт от программиста (компьютерную программу иногда сравнивают с музыкальным центром, которого мы не видим, да и большинство программ состоит из не открываемых файлов), – а в гегелевских категориях о ней можно было бы сказать как о чем-то, что дает прообраз ее в виде некой чувственно непосредственной вещи, она называется душой, суждение о которой, тем не менее, лишено духа. Но, по Гегелю, именно пользование числом и счетом, эстетическое или совершеннейшее выполнение математических операций открыло путь для создания нового произведения – машины. Но может ли привести такое состояние к притуплению духа? «Так как счет есть столь внешнее, стало быть, механическое занятие, то оказалось возможным изобрести машины ., совершеннейшим образом выполняющие арифметические действия. Если бы о природе счета было известно хотя бы только одно это обстоятельство, то одним этим был бы решен вопрос, какова ценность мысли сделать счет главным средством воспитания духа и этим подвергать его пытке – усовершенствовать себя до такой степени, чтобы стать машиной»[158]. Обращаясь к современным реалиям, можно сказать, что искусственный интеллект – это поставленная драма духа, результат его предельного усовершенствования, воплотившийся в том, что Гегель называл формальным механизмом, а сегодня называют мыслящей машиной, время которой, согласно Хайдеггеру, невозможно охарактеризовать как время мышления, ведь эта машинерия или вся конфигурация ее эквивалентов, несмотря на свою технологическую мощь, лишена основы (wesenlos). Такой формальный механизм как некую снятую вещь можно представить символом «я», субъективности, которая может специфицировать для себя переданное всеобщее, формальную последовательность; только в неразрешимом отношении к самой субъективности эта вещь имеет какое-то значение. Создать искусственный интеллект – значит создать нечто, напоминающее описываемый Гегелем абсолютный механизм. «Обладающее образованностью самосознание, которое прошло через мир отчужденного от себя духа, своим отрешением создало вещь в качестве себя самого, удерживает поэтому в ней еще себя само и знает о несамостоятельности ее, или о том, что вещь по существу есть только бытие для другого»[159], бытие для общего, абстрактно исполненного, современным образцом которого может служить компьютерная программа. Она словно поддерживает порядок формообразований сознания, в которых процесс идет изнутри, из «я», но его внутреннее, его внутренняя интенция выступает как установка на то, чтобы становиться себе внешним, другим – в последовательном ряду, который дух должен пройти, чтобы завершить знание его предельным деянием – только не сиюминутным выполнением операции вычисления в прошедшем, а описываемым Гегелем деянием – уходом духа внутрь себя или проблематизацией его присутствия. Как считает Ж. Деррида, в гегелевской феноменологии духа, которая устанавливает необходимость смотреть в лицо работы рассудка, формализма и математики, «исчисление, машина, немое письмо относятся к одной системе равнозначности и их работа поднимает одну и ту же проблему: гарантирована ли отдача этой операции в тот момент, когда смысл теряется, когда мысль противопоставляется своему иному, когда дух отсутствует в самом себе?»[160]. Машина в своем чистом функционировании – это, конечно, не вычислительная машина, машина, использующая формальные языки программирования (от фортрана до паскаля и др.), – языки, говоря гегелевским языком, формальной последовательности, или последовательности инструкций, определяющих процедуру решения конкретной задачи компьютером, но даже всем этим современным изобретениям можно найти аналог во всем том, что оставляет мнемический след абсолютного духа, не говоря уже о таких приемах математики, которые делают необходимым применение понятия бесконечного. «Исчисление бесконечного разрешает и требует таких приемов, которые она должна отвергать, оперируя конечными величинами, и в то же время она обращается со своими бесконечными величинами как с конечными определенными количествами и хочет применять к первым те же приемы, которые применяются к последним. Очень важно для развития этой науки то, что она нашла для трансцендентных определений и действий над ними форму обычного исчисления (Kalkuls)»[161] или, говоря современным языком, Kalkules – аналог калькулятора, входящего в базовый пакет стандартных компьютерных программ. Аналоги самой вычислительной машины можно описать, используя не только гегелевское понятие формальной последовательности, но и понятие духовной механичности, соответствующей ей памяти, в которой ведь и сама реальность каким-то образом хранит свои данные. «Механический характер заключается в том, что, каково бы ни было соотношение соединяемых [объектов], оно чуждо им, не касается их природы, и хотя бы оно и было связано с видимостью чего-то единого, оно все же остается только сложением, смесью, кучей и т. д. Духовная механичность (Mechanismus) подобно материальной также состоит в том, что соотносящиеся в духе [моменты] остаются внешними и друг другу, и ему самому. Механический способ представления, механическая память, привычка, механический образ действия означают, что в
