Стив метнулся к нему:
– Уоррен!
Он замешкался и коснулся руки Кастильо.
– Что здесь творится?
Уоррен повернулся, и Стив увидел в его руках здоровенный секач.
– Привет, Стив, – произнес Уоррен. – Давно не виделись. Как похороны?
Стиву в ноздри ударил едкий запах пота, смешанный с чем-то еще, – и он отпрянул в сторону.
Какой-то странный голос у Кастильо, и интонации слишком подозрительные, подумал Стив.
Уоррен казался пьяным, но Стив не чувствовал запаха алкоголя, лишь смрад разложения.
– Джослин не видел?
– Что за Джослин?
Пауза.
– Моя жена.
– Моя жена? – переспросил Уоррен и помолчал. – Моя жена набрала утром в лесу ягод можжевельника и крестовника, – добавил он. – Говорит, они воздух очищают. Не знаю, кто ее этому научил, но…
Умолкнув, он провел пальцем по лезвию секача.
– Но почему ты, Стив? Зачем ты ей глаза-то открыл?
Стив захотел ответить, но, открыв рот, он не сумел издать ни единого звука.
Спустя секунду его спина взорвалась болью, но на сей раз он смог выдохнуть.
А удар был сногсшибательным в прямом смысле слова. Стив рухнул ничком и ударился подбородком о бордюрный камень. Лязгнули зубы, а перед глазами замелькали кроссовки, сапоги и слипоны горожан.
Стив со стоном перекатился на спину и увидел лицо Рэя Даррела и черное дуло ружья, нацеленное ему в лоб.
– Только погляди на себя, парень, – пробурчал Даррел. – Зрелище, достойное, чтобы истинный американец прослезился, а?
– Рэй, – прошептал Стив. – Не…
– Предатель!
С этими словами Рэй выпрямился и ударил его ботинком по лицу. Раздался хруст сломанной кости, и челюсть Стива пронзила нестерпимая боль. Стив запрокинул голову, закашлялся, разбрызгивая вокруг себя кровь, и потерял сознание.
Он очнулся через минуту (хотя, возможно, и через пару секунд). Почувствовал, что его куда-то волокут. Толпа возбужденно выла. В воздухе пахло гарью. Стив внова надрывно закашлялся и выплюнул зуб.
Мир перевернулся, когда его подняли вверх ногами. Стива замутило и чуть не вырвало. Ему почудилось, что он летит и уже никогда не вернется на землю. Толпа несла его через кладбище, навстречу казни. О суде не могло быть и речи. Кожа Стива натянулась на черепе, волосы трепал ветер, искалеченный рот открылся, чтобы издать последний крик…
А потом произошло нечто неожиданное.
Картина на периферии его видения задрожала, и Стив вдруг понял, что видит горожан взглядом тех глаз, которых он так долго боялся… глаз, с которых он срезал швы.
Вероятно, это случилось потому, что он стал парией, как и Катерина. Стив превратился в главного виновника несчастий и бед горожан. Они были уверены, что именно он нарушил их иллюзорный покой.
Однако сейчас он оказался единственным человеком в Блэк Спринг, который понял Катерину. Она была его родственной душой, а не злобным исчадием ада, проклинающим все вокруг.
Откровение постигло его, когда толпа уже приблизилась к горящей церкви. Он был в эпицентре кошмара, но паника не захлестывала его. Он чувствовал некую связь с Катериной, своего рода эмоциональную близость. Ему сразу стало легче. Он ощутил принадлежность к чему-то очень важному. Стив расслабился, несомый руками инквизиторов – их прикосновения даже успокаивали его. Он зажмурился, но продолжал видеть мир глазами Катерины. Вырванная из благословенной тьмы, она была вынуждена узреть то, что сделали с Блэк Спринг три столетия так называемой цивилизации.
Но Стив был не единственной жертвой: в церковь тащили тех, кто, по мнению остальных, «провинился». Людей грубо швыряли внутрь под нестройный хор голосов.
У стен сооружения лежали пропитанные бензином охапки соломы и автомобильные шины.
Тео Стэкхаус, палач с Храмового Холма, размахивал факелом. Он был без маски, в ней он явно не нуждался.
Молодая женщина с младенцем на руках попыталась сбежать, но ей выстрелили в затылок, после чего затащили ее тело в церковь – вместе с еще живым ребенком, который продолжал цепляться за мать.
